Таисия

Таисия

Девочка была крошечной, хрупкой, как незабудка. Только имя у нее было громким, будто где-то высоко кричали птицы — Таисия, Таисия… Мать всегда говорила — имя свое береги, не позволяй с ним вольничать. Таей, Таюшкой будь только с самыми близкими, теми, кто знает, какая ты на самом деле большая и сильная. Девочка смеялась — я, да большая? Я, да сильная? Но завет выполняла, и почти для всех всегда была Таисией.

Таисия была лилипуткой. Такой уж уродилась. «Бывает», говорили соседки и грустно смотрели вслед большеголовой девочке, которая за руку с сестрой спешила в школу. Со временем к их «Бывает» прибавилось еще и философское «ну что ж…». Когда сестренка подросла и стала бегать по свиданиям, а Таисия все чаще гуляла по двору одна, соседки перешли к «бедняжка». Они говорили это с придыханием и не очень-то заботились, чтобы девочка не услышала.

Девочка слышала. И улыбалась. Откуда же было знать одиноким старушкам, что невозможно быть «бедняжкой», когда тебя любят. И когда ты любишь — тоже.

А Таисия любила всех. Прежде всего, конечно, маму, папу и сестру — как же их не любить? Любила старую дворовую кошку, у которой не было одного глаза. Кошка была ласковой, и Таисия горько плакала, когда та умерла. Любила дворника Бахтиера, который похоронил кошку в центре двора, а над могилой разбил большую клумбу. Любила за то, что подошел к ней, зареванной, и сказал: «Она на небе сейчас, кошка-то. Воон там, высоко. Пойдем, цветы посадим, чтоб ей оттуда видать». Любила вечно вздыхающих за спиной соседок, и просто так, и за то, что в засуху поливали цветы на кошачьей клумбе. Не сразу, но смогла полюбить даже буйных школьных мальчишек, которые дразнили ее за малый рост. И как-то так вдруг, удивляясь сами себе, мальчишки стали провожать Таисию до дома, только уже не для насмешек, а приглядеть, чтобы никто не обидел. Не удержались, рухнули в эту простую, безусловную любовь и они…

Классе в восьмом Таисия принесла домой полудохлого котенка. Выкупила у какой-то тетки на рынке. Котенок был — кожа да кости, на ногах стоял плохо и мелко тряс большеухой, слишком тяжелой для хлипкого тела головой. Отец поглядел на него, и не то рассердился, не то расстроился — за будущие дочкины слезы.

— Ох я бы тех, кто такое продает!.. Дня же не протянет.

Мать откопала на антресолях старую детскую бутылочку и отправила дочь в аптеку, за молочной смесью. Когда девочка вернулась, котенок был уже отмыт и сидел, дрожа, в старом пледе.

— Взяла себе — поднимай на ноги, — сказала мать и протянула плед Таисии.

До позднего вечера Таисия грела и, чуть пискнет, кормила котенка. Он почти все время спал, и девочка каждый раз подносила ухо к его носику — боялась, что уснул навсегда. На утро в школу не пошла. Отец было раскричался, но мать взяла его за руку — дочь сама решит, что сейчас важнее.

Через два дня котенок ожил. Стал вылезать из пледа и есть сам. Все в доме вздохнули с облегчением, а Таисия, наконец, пошла на занятия. «Я послежу сегодня», — сказала старшая сестренка Надюшка. Она была совсем взрослая и уже училась в университете.

Когда девочка вернулась домой, котенок неуклюже бегал за фантиком на веревочке, а Надюшка сидела на диване и смеялась.

— Какая ты молодчинка, Таюш! Выкормила! — сказала она и крепко чмокнула младшую в щеку.

Таисия расплакалась.

Через несколько лет, когда Таисия уже была в училище, сестренка привела в дом жениха. Высоченный, широкоплечий, с курносым носом и светлым, улыбчивым лицом, он показался крошечной девушке сказочным богатырем. Чуть ли не с порога он поднял ее, закружил, как пушинку, и Таисию омыло рекой его доброй безусловной любви.

— Поставь, перепугал! — полушутливо проворчал отец.

Но Таисия не боялась. Она чувствовала покой и родство — куда выше кровного.

— Это мой Максим, — сказала Надя с гордостью.

Парень оказался приезжим, да и не удивительно. Откуда бы строгому, серому городу взрастить такую глыбу света и тепла? Он явился из Краснодарского края, смутно знакомого Таисии по раннему детству: там в какой-то деревеньке жил ее прадед по матери. Его самого она не помнила, только натруженные, в линиях въевшегося чернозема ладони, и землянику, теплую от их тепла. Максим сидел за столом, рассказывал о себе, о них с Надей, обо всем, и Таисия все больше убеждалась, что не останется он в этом городе. Уедет домой, к солнцу, и увезет ее сестренку, ее Наденьку…

Так и произошло. Всего через полгода после этой встречи Надя и Максим поженились. Свадьба была свойская, к простенькой одежде молодожены надели свои главные украшения — добрые, наивные улыбки. Отец сидел за раскладным дубовым столом, разливал по рюмкам водку и изо всех сил старался не заплакать. Говорил он мало, часто кричал «Горько!» и был счастлив тем горьким счастьем, что выпадает всем отцам, отдающим своих дочерей. Таисия сидела рядом с сестрой, и та то и дело хватала ее за руку.

— Я буду приезжать, часто-часто, — шептала Надя, уткнувшись в мягкую сестрину щеку. — И ты ко мне приезжай, слышишь?

Таисия кивала. Через день Надя уехала.

Больше вживую они не увиделись.

Надя писала письма, слала картинки, болтала с сестрой в скайпе. Она была довольна новым местом и новой жизнью. Квартирка у них была небольшая, они делили ее с Максимовым братом. Такой же широкоплечий и светлолицый, словно поцелованный летним солнцем, брат был с детства прикован к коляске — несчастный случай. Таисия видела его на заднем плане, но за все время они едва сказали друг другу что-то большее, чем «Привет». Брата звали Илья, и Таисия про себя окрестила его Муромцем — тридцать лет и три года… Надя все хорошела и росла — гладила свой большой живот и показывала снимки с последнего УЗИ. Они ждали мальчишку.

Он родился в марте. Крупный, горластый, здоровый. Назвали его Андреем. Надя родила быстро и легко, на зависть соседкам по палате. Молока у нее было на троих, да Андрюша за троих и ел. Он быстро рос, быстро креп, и спустя полтора месяца новоявленные бабушка, дедушка и тетушка собрались на крестины.

В последний момент Таисия заболела. Ничего страшного, но температура поднялась, нос потек, и она, скрепя сердце, осталась дома.

— Да ну, заражу еще Андрюшку! — отмахнулась она от уговоров. — Лучше попозже приеду, как поправлюсь.

Надя расстроилась и хотела было и вовсе переносить крестины, но тут уж уговаривать стала Таисия. Надя нехотя согласилась и взяла с сестры обещание приехать не позже чем через две недели.

На следующий день после крестин Таисию разбудил звук скайпа. Голова была тяжелой, и она не сразу сообразила, откуда идет это дзыньканье. Потом увидела на телефоне улыбающуюся Надюшкину аватарку и удивилась, отчего сестра звонит в такую рань.

Звонил Илья. Он плакал.

— Таисия… Они все… Нет их больше.

— Не правда! — крикнула Таисия и нажала на сброс.

Ее сердце зашлось от страха. Она почти поверила, что спит. Она почти поверила, что бредит. Потом, вечность спустя, уже с сухими глазами, решилась позвонить, и Илья ей все рассказал.

Они ехали с крестин, и начался ливень, просто потоп. Видимость — почти нулевая. Навстречу шла груженая фура, и ее занесло. Мама и отец умерли на месте, Максим — в скорой. Надя — уже в больнице. Андрюшка выжил. Ни царапины.

— Где он? — спросила Таисия, почти шепотом.

— Пока в больнице. Потом переведут в детдом. У него родственников — только мы, а мы… — он не сказал «инвалиды» — Нам не отдадут.

— Посмотрим, — сказала Тасия и добавила — Держись.

Собираться не было нужды — чемодан уже стоял, упакованный до болезни. Таисия только бросила туда свое единственное черное платье. Заказала билет на ближайший рейс, пристроила кота к соседям, напилась терафлю и помчалась. К племяннику.

Илья ее, понятно, не встретил, но заказал для нее такси из аэропорта. Едва войдя в квартиру, Таисия плюхнула в угол чемодан и крепко обняла Илью — почти незнакомого, но родного в горе человека. Илья приготовил обед — просто чтобы себя занять, есть не хотелось. За стол сели молча, но вскоре будто прорвало — проговорили до утра. Таисия уснула в Надиной комнате, на их с Максимом кровати, и проспала почти весь день — все-таки, еще болела. Когда проснулась, оказалось, что Илья уже договорился насчет похорон. И она занялась больницей. Позвонила, представилась, но ничего не добилась — чтобы что-то узнать, нужно было приехать туда с паспортом.

— Скажите хоть, здоров ли, — попросила Таисия.

На другом конце помялись.

— Здоров. Голосистый, как сирена.

Таисия подуспокоилась.

В больницу она поехала уже после похорон. Илья вызвался с ней. Он вообще старался не оставлять ее одну, и Таисия была ему благодарна. Хорошенькой они были парочкой — здоровенный богатырь с иссохшимися ногами и лилипутка, не выше его коляски… Когда они пришли, Андрюша спал. Будить не стали, просто сидели и смотрели на него. Потом Таисия пошла к главврачу — оформлять выписку.

Тот посмотрел на нее и в первую секунду принял ее за девочку, заглянувшую по ошибке, но после пригляделся и не смог спрятать удивления.

— Таисия Одинцова, я вам звонила.

— Да, верно, я… проходите, садитесь.

Врач взял себя в руки и посмотрел на крошечную девушку. Ему было гадко от того, что он должен был сказать.

— Я не смогу отдать вам ребенка.

Таисия поджала губы:

— Я его тетка. Илья — его дядя. Мы единственные живые родственники.

— Да, но вы же…

— Инвалиды, да. Мы дееспособны. У Ильи есть работа, удаленная. Я тоже что-то найду со временем, когда Андрей подрастет.

Врач вздохнул и прикрыл глаза рукой. Он очень устал. Ему совсем не хотелось рассказывать этой девочке про законы, про опеку, про правила… Он посмотрел на нее и начал:

— Послушайте, Тая…

— Таисия, — перебила она твердо и посмотрела в его глаза.

И он понял, что проиграл. Много раз он видел такой взгляд и знал, что против него бессильны все законы и условности мира. Ради племянника эта крошечная женщина готова была пройти по стеклу.

Ночевал Андрюша уже дома, в своей кроватке. Ночью Таисия несколько раз вставала к нему, кормила из бутылочки, потом сдалась и положила его рядом с собой. Почувствовав рядом тепло, мальчик крепко уснул. «Вот как его Надя укладывала», догадалась Таисия и тут же заснула сама.

Ранним утром Илья тихонько заглянул в комнату, посмотрел на двоих спящих, и сердце у него сжалось. Уедет ведь, подумал он с обреченностью, и мальца увезет с собой. Ну да, там — большой город, а здесь что? Почти деревня… Он неслышно вздохнул и покатил на кухню, готовить завтрак. Таисия появилась через полчаса, с Андрюшей на руках. Она устроила его в креслице, а сама принялась готовить смесь. Илья наблюдал за ее уверенными движениями, и в конце концов не выдержал:

— Часто с детьми возишься?

Таисия удивленно обернулась, потом посмотрела на бутылочку в руках и поняла. И усмехнулась:

— Да нет, это первый. Котенка когда-то выкармливала. Вот руки и помнят…

Она вспомнила своего пушистого Мурзика, в последний момент оставленного на попечение одной из вечно вздыхающих соседок, и живо представила, как он бродит по незнакомой квартире, ищет ее в ней, зовет…

— Илья, я хотела поговорить…

Он перебил:

— Когда ты хочешь уехать?

Таисия смутилась.

— А можно мне остаться? Хотя бы на время. Ты не думай, я на шею тебе не сяду, я много что умею, и по дому могу помогать…

Илья засмеялся. Смех тепло плескался в кухне, и Андрюша в своем креслице засмеялся тоже. Таисия посмотрела на него и тоже хихикнула.

— Оставайся хоть навсегда, — сказал Илья и добавил ласково — Таюшка.

Они поженились через полгода. На свадьбе были соседи и несколько друзей Ильи. Друзья помогли поднять коляску жениха по ступеням местного ЗАГСа, катали их по городу, возились с Андрюшкой. Грелись в лучах этой солнечной, доброй любви.

Одноклассница Ильи Наташка помогла Таисии устроиться на первую работу в новом городе. Ничего особенного, просто конвейер на игрушечном заводе, но платили неплохо, да и коллектив был хороший. Сперва все посмеивались над тем, что девушке приходилось подставлять под ноги коробку, чтобы дотянуться до ленты, а потом разглядели ее, приняли. Зимой Таисия пришла на работу в красном колпачке — повеселить девчонок.

— А что, игрушки же собираем, чем не эльфы у Санта-Клауса? — смеялась она.

Андрюша рос, он был здоровым, но хрупким для своих лет ребенком. Врачи говорили — ничего, возьмет еще свое, пойдет в отца… Таю и Илью он звал по имени. Они сами так решили. С младенчества показывали ему фотографии из семейного альбома и говорили: «Мама, папа». Он привык. А потом, когда стал постарше, понял.

В третьем классе Андрей пришел домой в слезах. Разбилась его мечта — не взяли в баскетбольную команду. Не смог сдать нормативы. Таисия приготовила ему какао, а Илья, переглянувшись с женой, хлопнул мальчишку по плечу и сказал:

— Ничего, Дрюх, не переживай. Будем тренироваться.

Андрей поглядел мокрыми глазами на кроху-тетку, на неходячего дядьку, и по-детски честно спросил:

— Как?

Следующим вечером узнал, как. Когда Таисия вернулась с работы, всей семьей вышли на ближайшую спортплощадку. Илья посмотрел на племянника и крутанул колеса коляски:

— Давай, Андрюх, догоняй!

Они понеслись по периметру, четыре круга.

— Дыши правильно, не теряйся! — командовал Илья. — Теперь давай, упал, отжался десять раз!

Таисия распаковала новенький бейсбольный мяч и пару раз плюхнула им по покрытию. Получилось довольно ловко.

— Тай, ты чего, ты же маленькая!

— А ты попробуй отбери! — сказала Таисия и показала племяннику кончик языка.

Смотреть на тренировку стянулись соседские мальчишки, и среди них — Андрюшины одноклассники. Сперва просто стояли, не зная, то ли смеяться, то ли нет — все-таки, перед ними взрослые люди. Потом Илья махнул им рукой — давайте к нам, и любопытство победило. На следующий день пришли они все. Илья завел себе тренерский свисток.

На следующий год Андрей прошел отбор. Но тренировки во дворе не прекратились — со временем туда перетянулась часть школьной команды. Тренер-колясочник и его крошечная ассистентка гоняли мальчишек, как заправские сержанты, а после тренировки собирали их у себя в квартирке, поболтать, поиграть в настолки и поесть фирменных печений Таисии. Сами того не замечая, они стали своего рода школьным клубом.

Прошло тринадцать лет. Капитан сборной по баскетболу Андрей Смирнов стоял в центре столичного стадиона. В руках у него был кубок. Трибуны сходили с ума. В прямом эфире захлебывался комментатор. Андрей улыбался в камеры. А потом побежал на трибуны и вывел на поле крошечную, начинающую седеть женщину, а за ней — мужчину в инвалидной коляске. Он отдал женщине кубок и легко, словно соломенную, усадил ее на плечо. Втроем они стояли под камерами, и зрители безумствовали. Таисия плакала. Она слушала крики толпы, сливающийся в единый рев, и ей казалось, что они становятся таким знакомым, таким близким голосом: «Какая ты молодчинка, Таюш! Выкормила!»