Лавка «Зелья и прочие товары»

Представьте себе небо. Летнее небо, по которому медленно, с достоинством плывут облака. Представьте себе птицу. Она парит в небе, широко раскинув крылья, ветер и воздушные потоки щекочут перья на ее шее. Иногда птица кричит от радости и полноты ощущений. Иногда она смотрит вниз, на землю.

А на земле расстилается королевство. Отсюда, с высоты, оно похоже на лоскутное одеяло, кое-как брошенное на смятую кровать. Оно стелится по холмам, по долинам, складками деревенек сбегает с гор, и реки пересекают его, будто затейливые швы.

В самом его сердце сверкает белизной столица — город Карадос-на-Хине, и рукава судоходной Хины обнимают его с двух сторон. Птица спускается ниже. Теперь ей видны высокие городские стены, а за ними — крыши домов и улицы, мощеные черным камнем. По улицам спешат пестро одетые люди, цокают копытами лошади, грохочут телеги и кареты. На главной площади перед королевским дворцом бьет высокий фонтан. Но птице не нужно в город. Она сворачивает влево, к лесу, что тянется почти от самой реки и почти до самых холмов. Она летит над верхушками деревьев, вглядывается в их листву, замечает в ветвях мелких лесных зверьков. Вдруг, совсем неожиданно, внизу появляется озеро. На его берегу, но не у самой воды, а чуть дальше, стоит маленький деревянный домик с двускатной крышей. К его стене прислонена лестница, а на лестнице балансирует девушка в рабочем комбинезоне и подкрашивает вывеску.

Птица приземляется здесь. Она садится на прибрежный песок и громко кричит. Девушка на лестнице оборачивается и улыбается. Тогда птица скребет лапами землю, низко, как в поклоне, наклоняет голову, и превращается в молодого человека, сидящего на корточках.

Он поднимается на ноги, оглядывает домик и довольно потирает руки.

— Ну что, можно открываться? — спрашивает он.

— Пожалуй, можно, — отвечает девушка.

В лавке начинается новый день.

Может показаться, что самая середина леса — далеко не лучшее место для торговли. Но весь вопрос в том, чем именно вы собираетесь торговать. Есть такие вещи, которые можно покупать и продавать только в маленьких деревянных домиках в глубине леса. Например, волшебные книги (издание новое, дополненное, с цветными картинками), магические амулеты (осторожно, искрят!), сказочное оружие (пользоваться с аккуратностью) и — по вторникам — имбирное печенье. Иными словами, лавка «Зелья и прочие товары» расположена именно там, где надо, и именно там, где ее будут искать. И если мы снова оторвемся от земли и посмотрим на лес сверху, то увидим, что к ней очень быстро кто-то приближается. А это значит, что скоро произойдет что-то интересное…

Леший Серега с самого утра был не в настроении. Впрочем, он всегда был не в настроении с утра. И, если уж быть до конца честным, то он вообще всегда был не в настроении.

Серега работал археологом. На окраине леса, с той его стороны, что не примыкала к реке, когда-то было поселение. Никто (за исключением пары-тройки эльфов, но их не слушали) толком не знал, кто здесь жил и как. Поселенцы оставили после себя группу стоящих камней, которую при некотором усилии воображения можно было принять за круг, и череду могильных курганов. И если круг находился на открытой поляне, то курганы тянулись в лес, а это значило, что без специального разрешения леших ничего раскапывать нельзя.

Договориться с ними было трудно. Ко всему, что касалось лесов, эти ребята относились очень серьезно. Настолько, что когда люди собирались что-то делать на лесных территориях, к ним обязательно присоединялся сотрудник-леший, который одновременно и помогал, и следил, чтобы все было в порядке.

Серега не был единственным археологом среди леших. Но так получилось, что в этот раз он был единственным лешим среди археологов. И это его совсем не радовало. Ранним утром он, как обычно, поднялся на холм, на работу. Первый час все шло как всегда — в земле не было ровным счетом ничего — ничего захватывающего, удивительного, неожиданного, ничего из того, ради чего он стал археологом. Серегино настроение совсем испортилось, и тут из холма вдруг что-то блеснуло. Серега ахнул. А когда раскопал это что-то наполовину, ахнул снова, на этот раз куда тише. Потом огляделся и сделал то, чего не сделал бы ни один добросовестный археолог: сунул находку под куртку. Очень быстро он спустился вниз, отпросился с работы и торопливо, вприпрыжку, умчался в лес.

Серега шел в лавку «Зелья и прочие товары».

— Ого! И откуда здесь у нас ЭТА штука?

Три головы склонились над лежащим на стойке предметом. На лицах читалось недоумение. Предмет был золотым, блестящим и пузатым, хоть и несколько помятым. При большом желании и некоторых магических способностях на боку можно было различить нечеткую надпись.

— Вот дела! Алика, я-то думал, ты мне объяснишь. Я глазам не поверил, когда ее нашел.

Девушка в черном комбинезоне аккуратно приподняла предмет и принялась поворачивать его так и этак.

— Да уж… — произнесла она. — Странно. Я даже затрудняюсь сказать, откуда она изначально… Нужно в энциклопедию заглянуть.

— А может, просто потереть? — предложил третий участник беседы. Это был тот самый юноша, которого мы видели еще птицей.

Алика и Серега воззрились на него в негодовании.

— Потереть? — переспросила Алика. — Финист, ты это серьезно?

— Ну да, а что? Сразу все узнаем, из первых рук.

Алика вздохнула.

— Ну да-а, — протянул Серега. — То есть, я стащил лампу у археологов только для того, чтобы джинна из нее выпустили не они, а ты.

— Да может, там и нет никого. Она же сколько лет тут валялась. Если бы в наших краях объявился настоящий джинн, мы бы об этом знали, разве нет?

— Зависит от обстоятельств, — возразила Алика. — Но я совсем не готова с ним встречаться. Сомневаюсь, что сидение взаперти сделало его душой компании. Скорее всего, он будет зол. Очень.

Трое снова посмотрели на лампу.

— Так, — сказала Алика. — Я схожу за книгой, а вы пока ничего не делайте, ладно?

— А можно нам все-таки сделать кофе? — спросил Серега.

— Можно. Но больше — ничего.

Ребята кивнули. Алика нырнула за занавеску, в маленькую комнатку, бывшую одновременно и кладовой, и кабинетом, и библиотекой. Здесь стоял стол, привезенный Финистом из какой-то восточной сказки, и стул, сколоченный им же из сосновых досок. Стены комнатки были расчерчены полками, на которых громоздилась всякая всячина, от книг до странных полупрозрачных склянок. Алика подтащила стул и потянулась к самой верхней полке. Пальцы нащупали корешок книги…

И тут домик тряхнуло. Алика оступилась и рухнула вниз, сверху на нее посыпался хлам с полок. За занавеской кто-то завыл. Девушка нащупала что-то, напоминающее дубинку, и выскочила в зал.

Серега прятался под стулом. Финист, ставший птицей, сидел на карнизе. Волшебная лампа валялась на полу и выглядела подозрительно пустой.

— Та-ак… — сказала Алика.

— Это случайно получилось! — донеслось из-под стула. — Финист полез за кофе и задел лампу… А потом еще раз…

Птица спрятала голову под крыло.

— Чудесно. И где джинн?

— Понятия не имею, — ответил леший.

— Превосходно. Может, вылезешь из-под стула?

— Только после того, как ты положишь вантуз.

— Что?.. А. — Алика, наконец, посмотрела на предмет, который держала в руках.

— Пойми меня правильно, я знаю, что виноват, и даже готов понести наказание, — объяснил Серега, по прежнему из-под стула. — Но перспектива получить вантузом кажется мне слишком унизительной.

Алика улыбнулась. На Серегу решительно невозможно было долго сердиться. Грозное оружие скрылось под прилавком, и леший, наконец, выкарабкался из укрытия. Он потянулся было к лампе, но Алика его остановила.

— Пока не трогай. Финист, давай тоже сюда. И прими, пожалуйста, человеческий облик, горе мое. Та-ак…

Она огляделась. Ничего не сломано (удивительно!), ничего не разбито (невероятно!), только магические амулеты пощелкивают и немного искрят. Алика посмотрела на пристыженных мальчишек и приняла решение.

— Далеко от лампы джинн не уйдет, это факт. Будем его искать.

Ребята застонали.

— А что делать? Если джинна не приструнить, он таких дел натворит, ни одно королевство не выдержит.

— Да он же нас проглотит и не заметит! — возмутился Финист. — Сама говоришь, он злющий.

— Не ной, — оборвал его Серега. — Никто тебя глотать не станет, ты оборотень. Только перьями подавишься.

Финист фыркнул.

— Ладно, я понял. Я лечу и ищу его с воздуха, а Серега шуршит по лесу. Или что вы, лешие, там делаете? Так, да?

Алика молча кивнула. Финист глубоко и безнадежно вздохнул, взмахнул рукой и превратился в птицу. Серега посмотрел на него, потом на Алику.

— Что, прямо сейчас? А кофе?

— Получишь, когда вернешься.

Ребята ушли. Убедившись, что они уже достаточно далеко, Алика вышла и прикрепила на дверь картонку с надписью «Закрыто». Потом она задвинула ставни на окнах и зажгла керосинку. Вернулась в кладовую, раскопала среди упавших вещей энциклопедию, разложила ее на стойке и прочла несколько страниц под буквой «Д» (Джинны) и буквой «Л» (Лампы волш., см. Аладдин). Наконец, она поставила вариться кофе. Если бы за ней кто-нибудь наблюдал, он бы заметил, что Алика очень старается не замечать лежащую на полу лампу.

Снаружи началась гроза. Капли дождя бились о крышу, словно пытались вколотить домик поглубже в землю. Порыв ветра с разгона ударился в окно, ставни задрожали, Алика обернулась и случайно посмотрела на лампу. Лампа блестела.

— Ну ладно, — сказала Алика в пустоту.

Она подошла и осторожно взяла лампу в руки.

— Ты здесь, я знаю, — проговорила Алика. — Выходи. Не заставляй меня это делать.

Лавка ответила настороженной тишиной.

— Мне этого совсем не хочется.

По-прежнему тихо. Алика покачала головой.

— Ладно. Помни, ты сам напросился.

Она энергично потерла лампу. Пламя в керосинке мигнуло, воздух на секунду стал тяжелым и вязким, запахло гвоздикой, и…

… пшшш!

На полу возникло тощее грязное существо. Одето оно было только в ветхие шаровары, длинные спутанные волосы спадали из-под тюрбана тускло-серым водопадом, а борода превратилась в сплошной колтун. Джинн (а это был он) сидел, обхватив себя руками за колени. Он мелко дрожал и всхлипывал.

Алика стояла с открытым ртом, не веря своим глазам.

— Ты — раб лампы?!

Джин поднял голову и посмотрел на нее:

— Я… Тысячи лет… Где я? Когда я?

— Ты?.. Ты сейчас. — Алика собралась с мыслями и добавила: — Не бойся. Ты среди друзей. Бедняга…

— Он просидел в лампе три тысячи лет, представляете? Это значит, что он — один из первых «рабов лампы», а о них вообще почти ничего не известно, их никогда толком не изучали. Нужно обязательно рассказать о нем Эсфири!

Серега и Финист обменялись мрачными взглядами. Они только что вернулись, усталые и насквозь промокшие, и обнаружили сияющую энтузиазмом Алику. А еще ребята поняли, что можно было вообще никуда не ходить. Теперь оба сидели, завернувшись в пледы и насупившись, и даже превосходный горячий кофе не улучшал их настроения. Хотя, конечно, с ним было теплее.

— Вот скажи мне, Алика, и стоило ли выгонять нас под дождь, чтобы сделать то, что я предложил с самого начала? — пробурчал Финист.

Алика смутилась.

— Ну, если честно, я до последнего момента не была уверена, что стоило тереть лампу. Тут такое дело… По правилам, джинн должен был предстать перед хозяином, когда его вызвали, но он просто… сбежал. Это было странно. С другой стороны, во всех легендах говорится, что хозяином джинна может стать любой человек. Человек, понимаете? Про оборотней и леших там ни слова не сказано. И еще. Джинны, как известно, не могут причинить вред тому, кто их вызвал, а вот насчет всех остальных не очень понятно. — она посмотрела на мрачных мальчишек и добавила — Ладно, ребят, я же не знала, что погода настолько испортится!

Серега фыркнул. Потом чихнул. Алика тут же долила ему дымящийся кофе. Вид у нее был виноватый, и леший сменил гнев на милость.

— Да уж… — проворчал он. — И куда же ты в итоге подевала свое сокровище?

Алика неопределенно махнула рукой:

— А… Да… Маргарита зашла, очень кстати. И я поручила Мустафу ей. Они наверху, кажется, если не ушли никуда.

Серега одобрительно кивнул. Маргарита была маленькой старушкой, которая жила в избушке на окраине леса. Горожане считали ее выжившей из ума ведьмой, но на самом деле она не умела колдовать. Зато очень хорошо умела вязать, шить и обрабатывать раны. Маргарита была обычным человеком. Избушку, в которой она жила, когда-то построил ее муж, охотник, как временное жилье на зимний сезон. Едва наступали холода, он и Маргарита переезжали туда, и возвращались в город только с приходом весны. Но однажды, особенно морозным днем, ее муж не вернулся с охоты. Не вернулся он и на следующий день, и через неделю. Маргарита ждала. Она ждала до прихода весны и всю весну, и все лето, а потом еще осень и снова зиму. Но он так и не пришел. И Маргарита постепенно состарилась в своей избушке. Горожане забыли о ней, а лесные жители приглядывали за одинокой старушкой и следили, чтобы она ни в чем не нуждалась. Когда в лесу появилась лавка, Алика и Финист взяли заботу о Маргарите на себя.

— Подожди-ка, трехтысячелетнего джинна правда зовут Мустафа? — спросил Финист.

— Ну, нет. Просто у него очень длинное имя, невозможно выговорить. Маргарита придумала назвать его Мустафой.

В глубине лавки кто-то тяжело затопал, и из подсобки в зал вышла сухонькая старушка. Ее лицо почти полностью состояло из морщинок, из-под густых бровей подслеповато щурились добрые глаза. Она улыбнулась (морщинки задвигались) и сказала:

— Пришли, внучки, добры молодцы. А мы заждались уже. Вот, посмотрите, какого красавца я вам веду.

Занавеска медленно отодвинулась. На пороге стоял джинн, все такой же тощий, но чисто вымытый, аккуратно подстриженный и сильно помолодевший. Одет он был в штаны и рубашку Финиста, которые висели на нем, как на вешалке. Джинн оглядел собравшихся, потом подошел прямо к Алике и церемонно поклонился:

— Моя госпожа.

Мальчишки расхохотались. Алика покраснела.

— Что? Почему? Да ну, какая я тебе госпожа!

— Ты взяла лампу и вызвала меня, — очень серьезно объяснил джинн. — Теперь я буду тебе служить.

Серега издал жалобный стон и сполз со стула. Финист пролил на себя кофе.

— Не волнуйся, деточка, — сказала Маргарита. — Ему скоро надоест.

Не тут-то было. Мустафа оказался очень внимательным и предупредительным джинном. Он выбрал себе уютное местечко в подсобке, обложился книгами и изучал время и место, в которых оказался. Но стоило Алике приняться за какое-то дело, джинн тут же вскакивал и пытался сделать все за нее. Он начистил магические амулеты так, что они сверкали. Он прибрался в подсобке и расставил все предметы по полкам, попутно смахнув с них пыль. Он вымыл всю посуду и склеил разбитые чашки.

Сначала Алика смущалась. Потом досадовала. И в конце-концов рассердилась.

— Это просто невозможно! — взвыла она, когда Мустафа мягко отобрал у нее турку и сам встал к плите. — Мустафа! Прекрати сейчас же!

Джинн испуганно замер с туркой в руке.

— Чем я прогневил мою госпожу?

— А-а-а-а!!! — Алика уронила голову на руки. — Я никакая не госпожа! Хватит!

— Ты взяла лампу и вызвала…

— Да, я знаю! Но это было… случайно! — Алика попробовала успокоиться. В конце концов, джинн ни в чем не виноват. Он просто… назойливый зануда. — Слушай. Я совсем не хочу быть твоей госпожой. И я не хочу, чтобы ты мне все время помогал! То есть, спасибо тебе большое, что вымыл посуду, и вообще… Но больше — не надо. Я буду все делать сама. Я должна все делать сама, понимаешь? Не нужно мне служить, — она набрала побольше воздуха и закончила: — Ты свободен.

Алика ожидала вспышки света, землетрясения, голоса с небес — всего, что угодно, кроме того, что произошло. Джинн грустно улыбнулся.

— Ты не сможешь меня освободить, госпожа.

— Как так — не смогу? Почему?

Джинн поставил турку на огонь и немного помолчал. Когда он повернулся к Алике, его лицо было таким печальным, что она сразу перестала злиться.

— Я расскажу. Ты добра ко мне, и я должен рассказать.

Мустафа сел на табурет напротив Алики и какое-то время сидел, разглядывая свои тощие руки.

— Дело в том, — сказал он наконец — Что я совсем не джинн.

Три тысячи лет назад там, где сейчас красная пустыня Эйли-Бея, был город. Это был большой город, величественный город, богатый город. Много торговых путей проходило через него, и площади его пестрели диковинными людьми в диковинных одеждах. Но то, что они везли в своих ларцах, было куда удивительнее их самих. Были там живые звери, некоторые — кошмарные, будто созданные в бреду, некоторые — прекрасные, будто вышли из мечты. Были там волшебные зелья в сосудах столь прочных, что даже молот кузнеца не смог бы их разбить. Были ткани из тончайшего золота и серебра, и драгоценные камни искрились на них, как звезды. Были мудрые книги с тайными знаниями, и чтобы открыть их, нужно было знать заветные слова… А еще там были деньги. Много денег из разных стран, полученных за разные товары, честным и не честным путем. Я знаю все это, потому что жил в том городе в то время, я ходил по его площадям и заглядывал в ларцы купцов и забирал то, что было мне по душе. Я был вором в Эйли-Бее, в моем городе-мечте, куда мне никогда уже не вернуться.

Но я не был богатым вором, я был бедным вором. Свой дом я построил из веток и парусины, но он был на берегу реки, а на другом берегу стоял дворец халифа. И в праздничные дни я видел, как движутся свечи в его окнах, как колышутся над стенами флаги, слышал, как звучит ситар и поют жены халифа. Когда у халифа родился наследник, я был на берегу и сам слышал первый крик младенца. В тот миг я был счастлив, потому что наш халиф был хорошим человеком и мудрым правителем. В тот миг я не знал, что это — мое последнее счастье.

Ранним утром я отправился на базар, чтобы раздобыть немного еды. У меня были деньги, и не было нужды воровать. Но на беду я встретил одного человека, и не смог сдержать свое любопытство. Человек тот был очень маленького роста, почти что с ребенка, он носил простой льняной балахон, в каких у нас ходили только простолюдины и такие, как я, бедняки. Его борода была белой с черной прядью посередине, и такой длинной, что он обматывал ее вокруг шеи, как платок. Человек нес с собой деревянный сундучок, а под мышкой держал толстую книгу почти с себя размером. Проходя мимо меня, он выронил книгу, и та раскрылась. Прежде, чем человек поднял ее, я увидел, что буквы в ней шевелились, будто живые, и сползались в слова.

Любопытство захватило меня. Я пообещал себе, что загляну и в книгу, и в сундук. Забыв о голоде, я пошел следом за тем человеком. Он остановился на маленьком постоялом дворе в бедном районе. Его комнатка была под самой крышей, и, чтобы подсмотреть за ним, я забрался на дерево. Человек раскладывал вещи, вытаскивая их из сундучка, и вещей было намного больше, чем сундучок мог вместить. Я лежал на ветке, затаив дыхание, и смотрел. Последней из сундука появилась лампа. Эта самая лампа. Волшебник — а я был уверен, что это волшебник — поставил ее на стол и долго смотрел на нее, словно бы сомневаясь. Потом раскрыл свою книгу, приготовил чернила и осторожно потер бок лампы. Из нее посыпался песок. Он все сыпался и сыпался, а потом вдруг сложился в джинна. Я чуть с дерева не упал от страха и удивления.

Волшебник что-то сказал джинну, что — я не понял, не знал его языка, но говорил он очень сурово, даже зло. Джинн сник, стал меньше. Потом ответил волшебнику на том же языке, очень тихо. А потом волшебник сел за стол, джинн — прямо на пол, и они стали разговаривать. Вернее, волшебник спрашивал джинна, так же сердито, а джинн отвечал. Иногда волшебник что-то записывал в свою книгу. Они сидели долго, а я все наблюдал, и очень мне было жаль этого джинна. Я тогда мало знал о рабах лампы, только то, что знали все: они должны подчиняться тому, кто владеет лампой. Ох, если бы я знал больше!

Наконец, волшебник устал. Он отпустил джинна, положил лампу обратно в сундук и спустился вниз, должно быть, поужинать. Я тут же влез в комнату. И заглянул в сундук. А когда заглянул, чуть не упал внутрь, потому что голова закружилась. Сундук был одновременно очень маленьким и очень большим, он как будто раскладывался внутри во все стороны сразу, и, казалось, что можно положить туда весь город, и еще останется место. Не знаю, почему, но я схватил лампу и захлопнул крышку. А потом, дрожа от страха и проклиная свое любопытство, потер ее так, как это делал волшебник.

Из лампы тут же посыпался песок, и из песка восстал джинн. Я только тут понял, что натворил, и стоял, ни жив, ни мертв от ужаса. Но джинн, казалось, страшно мне обрадовался. «Не бойся, — сказал он. — Я не причиню тебе зла. О, как я счастлив видеть земляка, как рад говорить на родном языке! Сотни лет я сижу в этой лампе, и сотни лет слышу лишь чужую речь».

Я осмелел и спросил его, как же это получилось. «Когда-то я был свободен, — ответил джинн, и по его щекам потекли слезы. — Но великий маг поработил меня и заточил в эту лампу. С тех пор он всюду носит меня с собой и вынуждает открывать тайны, которые нельзя знать никому, кроме нас, джиннов. Я, несчастный, предаю свой народ, потому что не могу противится воле хозяина лампы».

Я вспомнил, как зло говорил с джинном волшебник, и снова пожалел его. «Чем я могу помочь тебе, земляк?» — спросил я.

И джинн ответил: «Если не боишься, возьми лампу себе и отпусти меня на волю».

Я был молод и легковерен. Мне казалось, что ничего плохого не может случиться со мной в моем чудесном городе. И я сказал: «Я отпускаю тебя на волю, джинн».

А в следующий миг я оказался в лампе. Джинн обманул меня. Это был злобный, могущественный дух, некогда побежденный заморским магом и заточенный в лампе в наказание за свои злодейства. Чтобы выбраться на волю, он должен был найти того, кто пожалеет его и освободит. А освободив, сам займет его место. И этим кем-то оказался я, любопытный уличный вор…

Оказавшись на воле, джинн разрушил мой город. Он хотел погубить волшебника, но волшебник был мудр и избежал гибели. Тогда джинн, боясь, что его вновь загонят в лампу, забросил эту лампу и меня вместе с ней за тридевять земель, туда, где никогда не слышали о джиннах. По условиям заклинания часть его колдовской силы перешла ко мне, но как ей пользоваться, я не знаю. И не знаю, как освободиться от чар, ведь я не джинн, и просто отпустить на волю и занять мое место не получится. А если бы и получилось, я бы на это не согласился. Слишком это тяжко, сидеть в лампе.

— Да-а, история… — протянула Алика. — Даже не знаю, что сказать.

Мустафа покачал головой:

— И не нужно, госпожа. У меня на родине говорили: есть истории, на которые можно ответить только тишиной.

Алика кивнула, и они помолчали. Снаружи снова пошел дождь, было слышно, как он дробно постукивает по крыше, будто сотни маленьких коней несутся галопом от неба до земли и обратно.

— Послушай, если ты не джинн, зачем все время называешь меня госпожой? — спросила Алика.

— Не знаю, — Мустафа пожал плечами. — Само получается. Это, наверно, часть волшебства лампы.

— Дурацкая часть. Больше не называй, ладно? Ну, постарайся. И вообще…

Дверь распахнулась, и в лавку влетела тоненькая девочка с длиннющими, до пола, косами. С кос текло. Девочка открыла рот, увидела Мустафу, ойкнула, повернулась к Алике и затараторила, задыхаясь:

— Алика! Срочно-срочно-срочно, выручай! Книжка мне нужна, волшебная, такая, с лошадью. Ой, я такого натворила… Ой-ой…

Девочка дернула себя за косы. Полетели брызги.

— Марьюшка. Ты опять баловалась с волшебной палочкой?

— Угу, — девочка хлюпнула носом и вытерла лицо рукавом. — Я все исправлю! Ты мне только книжку дай, с лошадью…

— Книжку с лошадью! — вздохнула Алика. — Погоди, расскажи толком, что случилось. Садись.

Марьюшка плюхнулась на табурет. Мустафа принес из подсобки одеяло, в которое девочка с благодарностью завернулась так, что наружу торчал только веснушчатый нос. Она минуту повздыхала, шумно высморкалась, и забормотала:

— Я… Ну… В общем, так. Тетя куда-то ушла, а я протирала пыль в доме. И у тети тоже. Тут смотрю — палочка лежит, а рядом книжка на этом, как его, подставка-то такая…

— На пюпитре, — подсказала Алика.

— Да, вот именно на нем. Она открытая была. Ну, я и заглянула… И стала читать… А я вслух всегда читаю, про себя не умею. Вот, читаю я, а палочку в руках держу. И тут вдруг тетя заходит, да как крикнет «Марьюшка!». Ну, я с испугу палочкой и махнула… И керосинку на книгу уронила… А тетя…

Девочка начала всхлипывать и снова шумно высморкалась.

— Что тетя?

— А тетя… — совсем тихо сказала Марьюшка. — А тетя — вот.

Она вытащила из кармана передника крошечную белую мышку. Мышка была мокрая, несчастная и при этом излучала негодование. Алика всплеснула руками. Мустафа вытаращил глаза.

— Выручи, а, Алика?

Представьте себе небо. Только что прошел дождь, и теперь оно сверкает чисто вымытой голубизной, на которой медленно проявляется радужная арка. Представьте себе лес. С макушек до корней в бисеринках капель, он переливается всеми существующими и несколькими воображаемыми оттенками зеленого. Представьте себе маленький деревянный домик в самой середине этого леса. А теперь представьте грохот, как будто кто-то двигает мебель и поминутно что-то роняет. И тоненький девчачий голосок, который кричит что-то, что из-за грохота не разобрать.

Вот теперь вы действительно на месте.

— Это не то, все не то!

Пол, прилавок, столик и все без исключения табуретки в лавке были покрыты книгами. Между ними, по-прежнему в одеяле, ползала Марьюшка. Она переворачивала каждую, разглядывала обложку, потом перелистывала, рассматривала картинки и откладывала в сторону. А Алика приносила все новые и новые фолианты, раскапывая их в недрах подсобки. Мустафа сидел на полу возле плиты, кормил мышку имбирным печеньем и чувствовал себя совершенно ненужным. Он попробовал было помогать, но Алика так на него посмотрела, что горе-джинн счел за лучшее куда-нибудь спрятаться.

Они возились уже два часа, однако все было напрасно: «Книги с лошадью» нигде не было. Беда была в том, что Марьюшка, в общем-то, неплохая девчонка, обладала редкостной бестолковостью. Она никак не могла толком объяснить, как же выглядела эта лошадь, и где именно была нарисована. Отчаявшись добиться вразумительного ответа, Алика просто вытащила все магические книги, которые у нее были, в надежде, что Марьюшка опознает нужную.

— Эти последние, — сказала Алика, опуская на пол три увесистых тома «Основ волшебства». — Дальше только в город, в библиотеку.

Марьюшка проглядела книги, отложила их в сторону и расплакалась. Идти в город ей совсем не хотелось, а библиотека, с марьюшкиной грамотностью, была для нее настоящим темным лесом, страшным и таинственным.

Алика протянула ей платок и беспомощно посмотрела на Мустафу. Мустафа задумчиво почесал мышку между ушей.

— Давайте посмотрим еще раз, — предложил он. — Вдруг что-то пропустили.

— Ничего не пропустили! — возразила сквозь слезы Марьюшка. — Я все-все посмотрела.

— М-да… — протянула Алика, оглядывая книжную свалку, в которую превратилась лавка. — Самое обидное, что книга может оказаться здесь, только в другом издании, без лошадей.

Она немного подумала и бодро объявила:

— Так! Остается город. Ты иди умойся, а я пока напишу Эсфири. Она работает в центральной библиотеке, может помочь. Мустафа, будь добр, покажи Марьюшке, где умывальник.

Мустафа поднялся на ноги, все еще держа в руках мышку. Он посмотрел на зверька, на книги и тихо сказал:

— Госпожа… То есть, Алика. Может быть, попробуем спросить у… — и он поднял мышку повыше, не зная, как ее назвать. — Она должна знать, что это за книга.

— Мустафа, ты гений!

Они осторожно отпустили мышку на пол и стали за ней наблюдать. Тетушка прошлась по книгам, тщательно их обнюхала, попробовала некоторые на зуб, потом сползла на пол, повернулась к ним хвостом и демонстративно фыркнула. Почти то же самое повторилось на столе и на табуретках. Марьюшка, которая уже начала надеяться на лучшее, снова скисла.

— Ну, хорошо, тогда вернемся к плану «а» — я пишу письмо, — сказала Алика.

Она принялась расчищать место на прилавке, а Марьюшка и Мустафа скрылись в подсобке. Мышь еще немного погуляла по книгам, видимо, просто из любопытства, потом уцепилась за штанину аликиного комбинезона и проворно забралась ей на плечо. Потоптавшись немного, она свернулась калачиком и уснула. Алика начала писать, как вдруг из-за занавески раздался пронзительный марьюшкин крик:

— Нашла!

Мышь испуганно подскочила и рухнула с плеча в чернильницу. Чернильница перевернулась. Мышь понеслась по прилавку, разбрызгивая чернила в разные стороны, прыгнула Алике на рубашку, вцепилась в волосы и вскарабкалась на голову.

Когда в зал, размахивая книгой, влетела Марьюшка, она увидела Алику, стирающую с лица остатки чернил. Мышь сидела на прилавке. Она была грустной и темно-синей.

— Ой! — сказала Марьюшка. — А что?..

— Не спрашивай, — сказала Алика. Она старалась не смотреть на Мустафу, который безуспешно пытался сдержать смех. — Ну, что там у тебя?

— Вот! Я нашла книгу с лошадью! Смотри!

Марьюшка ткнула пальцем в страницу. На ней было напечатано длинное стихотворение, и первая буква первой строфы действительно была нарисована в виде лошадиной головы. Алика вздохнула.

— Ты абсолютно в этом уверена?

— Да, да, да!

Марьюшка сияла. Ей казалось, что все беды уже позади. Но Алика покачала головой.

— Тогда я совсем ничего не понимаю. Ты, должно быть, великая волшебница, потому что… Это не волшебная книга. Марьюшка, ты заколдовала тетю по обыкновенному сборнику стихов.

На минуту в лавке стало тихо. До Марьюшки постепенно дошло, что ей только что сказали, и она спросила, немного заикаясь:

— И… и что теперь делать?

Алика и Мустафа переглянулись. Джинн развел руками. Алика вздохнула.

— Не знаю, — честно ответила она. — Можно попробовать ее по книге расколдовать… Хотя я на твоем месте все-таки обратилась бы к какой-нибудь хорошей ведьме.

— Тетушка — лучшая ведьма, — грустно сказала девочка. — Остальные просто шарлатанки, она все время так говорит.

Алика не смогла сдержать улыбку и покосилась на мышь. Та смущенно чихнула.

— Эммм… — протянул Мустафа. — А что, если попробовать прочесть стихотворение задом наперед?

— Мммм, это, конечно, идея, но… Дай-ка я его сначала сама прочту.

Девушка зашуршала страницами. Книга представляла собой дешевое издание, которое было очень плохой копией более дорогого. Буквы скакали вверх-вниз, через слово встречались опечатки, а прекрасные принцессы на рисунках походили на ухмыляющихся старух. Но Алика отчего-то берегла этот сборник и обижалась каждый раз, когда Финист пытался его выбросить. То есть, примерно раз в неделю.

— Знаешь, Марьюшка, тебе очень повезло, что ты не дочитала стихотворение до конца, — сказала Алика. — Про мышей говориться только в самом начале. Дальше про тигров. Хотя, если бы у меня был выбор между тигром и мышью, я бы хотела превратиться в тигра.

Воздух сгустился. Запахло гвоздикой. Что-то хлопнуло и…

…Пшшшш!

Алика стала тигрицей.

Марьюшка ахнула и закрыла рот ладонью. Мустафа схватился за голову. Тигрица жалобно мяукнула.

И тут дверь распахнулась.

— Алика, профессор просил еще… — Финист ворвался в лавку, увидел на стойке тигрицу, забуксовал, повис на дверной ручке… — Ой-ой-ой! — и вылетел обратно на улицу.

— Финист!!! — завопила Марьюшка.

Снаружи захлопали крылья, послышалась какая-то возня, и, наконец, голос Финиста произнес:

— Да-а?

— Финист, выручай! У нас тут беда! — запричитала Марьюшка.

— Ага, видел я вашу беду. Рыжая такая, полосатая. Алика-то где?

— Да это и есть Алика!

Возникла пауза. Потом дверь осторожно приоткрылась, и в щели показался финистов острый нос.

— То есть как — Алика? — спросил нос.

Тигрица тяжело вздохнула и посмотрела на Финиста. Тот вгляделся и присвистнул. Все оборотни умеют отличать заколдованного человека от дикого зверя.

— Вот это да… — протянул он. — Как же это так?..

— Это моя вина, — подал голос Мустафа. Он выглядел так, будто застрял где-то посередине между болотом растерянности и зыбучими песками ужаса, и его затягивало все глубже. — Она сказала, что хотела бы стать тигром, она загадала желание!

— И ты ее превратил, да? Ну так распревращай обратно, чего ты ждешь?

— Я… не умею.

Мустафа совсем сник.

— Как это — не умеешь?! — рассердился Финист.

Мустафа рассказал. Тигрица подошла и дружески боднула его в бок — не переживай, справимся, — потом улеглась на пол, положила голову на лапы и замерла в спокойном ожидании. Это немного разрядило обстановку.

Финист пощипал себя за мочку уха, как делал всякий раз, когда был по-настоящему сбит с толку. Потом оглядел заваленный книгами пол, посмотрел на стены и в конце концов на потолок. Но даже там не нашел ответа. Марьюшка и Мустафа наблюдали за ним с нескрываемой надеждой. Тогда Финист повернулся к ним, набрал побольше воздуха и сказал:

— Э-э-э…

Потом попробовал еще раз:

— М-м-м-м…

И, наконец:

— Марьюшка! Твоя тетя, она же ведьма. Позови ее сюда, и…

— Ничего не выйдет, — сказала Марьюшка. — Вот тетя.

Финист только сейчас заметил среди книг крохотную темно-синюю мышь. Мышь увлеченно грызла имбирное печенье. Почувствовав взгляд, она подняла мордочку и пискнула.

— Мустафа, ты… — начал Финист.

— Нет, это не он, это я! — перебила его Марьюшка.

— Ты превратила тетю в синюю мышь?!

— Нет, в белую.

— Тогда почему?.. Ох, нет, не хочу этого знать.

Финист сел на пол и постарался сосредоточиться. Он поерзал на месте, вытащил из-под себя «300 огненных заклинаний для начинающих», повертел книгу в руках и отложил в сторону. Колдовать он не умел. Оборотни вообще не очень понимали магические книги и волшебные палочки, для них это было чем-то неестественным, вроде попытки приделать себе второй нос. Ты тратишь половину жизни на то, чтобы научиться заклинанию, превращающему кусок дерева в птицу, и называешь это чудом. Как будто то, что из скорлупы, белка и желтка через какое-то время получается живой птенец — не чудо само по себе.

Финист сидел и думал, а в лесу наступал вечер. Темнота, поздняя гостья в этих местах, мягкой поступью брела меж деревьев, кутая стволы в уютные сумерки. Лесные жители сменяли свой вечный караул — жаворонки прятали головы под крыло, а совы распахивали огромные круглые глаза и бесшумно взлетали со своих мест. Археологи заканчивали работу и разбредались с курганов кто по домам, кто в трактир. Лес полнился вечерними звуками.

Только у стоячих камней была непривычная, тяжелая тишина. Тишина, полная ожидания.

Нечто спало под древними камнями, и лес знал это. Лес привык к этому. Но теперь…

…в темноте, глубоко под камнями, Нечто открыло злые желтые глаза. Оно услышало зов.

— Так, я понял! — Финист резко вскочил на ноги. — Мне нужна лампа.

Марьюшка и Мустафа, прибиравшие книги, переглянулись. Тигрица подняла голову и довольно мурлыкнула. Финист повернулся к Мустафе:

— Колдовать ты не умеешь, но желание хозяина лампы выполнил. Значит, я стану, ты уж извини, твоим хозяином, и буду загадывать желание, пока оно не сработает.

Марьюшка захлопала в ладоши. Джинн пожал плечами:

— Попробуем. Лампа под прилавком, возьми, я не могу до нее дотрагиваться.

Финист проворно нырнул под прилавок и тут же вынырнул с лампой в руках. Он повертел ее так и этак и нервно взглянул на Мустафу:

— Ну, и как это делается? Я должен что-то сказать?

— Да, ты должен…

В дверь постучали. Все замерли.

— У вас открыто? — спросил мужской голос из-за двери. Голос был незнакомый. Троица обменялась паническими взглядами.

— Э-э-э, да, одну секунду! — откликнулся Финист и прошептал: — Все в подсобку. Я с ним разберусь.

Просить дважды не потребовалось. Занавеска подсобки еще колыхалась, когда в лавку вошел забавный посетитель. Он был очень маленького роста, едва выше стойки. Его белая борода была такой длинной, что человечек обматывал ее вокруг шеи, как диковинный воротник. Войдя, он недоуменно оглядел разбросанные повсюду книги, кашлянул и обернулся к Финисту. И, хотя со стороны это выглядело совсем наоборот, оборотень почувствовал, что на него смотрят сверху вниз.

— У нас переучет, — пояснил он не очень уверенно.

— Я так и понял, — невозмутимо отозвался человечек. — Мне нужен бездонный сундук, есть у вас такие?

— Эммм… Сундуков у нас нет, они теперь только в музеях встречаются… Есть бездонный рюкзак и безразмерная сумка с двумя карманами.

Пришелец покачал головой:

— Дайте тогда пять пачек полночного чая.

— Минутку…

Финист повернулся спиной к стойке и принялся шарить по полкам буфета. Чаи всевозможных сортов и ароматов лежали на самом верху, насыпанные в цветные льняные мешочки. Каждому сорту соответствовал свой цвет, но Финист никак не мог их запомнить, поэтому ориентировался в основном по запахам. Он уже нашел нужный пакет, как вдруг напряженная тишина за спиной заставила его медленно обернуться.

Посетитель стоял, держа в руках волшебную лампу Мустафы. Финист забыл ее на прилавке!

— Это… не продается, — выдохнул оборотень.

Маленький человечек улыбнулся.

— Я знаю. Я ее просто заберу.

Финист дернулся через стойку, но его руки схватили пустоту. Человечек исчез. А в следующую секунду что-то рыжее пронеслось через зал и скрылось на улице.

— Алика!

Финист птицей шмыгнул следом.

— Финист!

Марьюшка выскочила в зал, потом на улицу и замерла на пороге, вцепившись в ручку.

Над лесом висела огромная низкая луна. Она была болезненно-желтой. В воздухе пахло дымом.

Зло поднималось, стряхивая с себя траву и землю, зло росло, раскладываясь в низкое летнее небо, как мог бы раскладываться смятый листок бумаги. Его мощные руки то взлетали вверх, то снова опускались, сжимались и разжимались огромные кулаки, выгибалась сильная спина. Его широкий рот хватал воздух, и воздух хрипел в горле, толстом, как печная труба. Оно училось дышать.

Его ссутуленные, смятые плечи распрямились, и зло повело ими, свернув несколько стоячих камней. Оно училось двигаться.

Вот из грязи и травы появились его ноги, огромные и тяжелые, как каменные глыбы. Зло сделало первый шаг, и из глубины его существа вырвался яростный рык. Лес ответил ему эхом, полным ужаса. Тогда зло зарычало громче, и листья в лесу съежились и почернели, а звери упали наземь и закрыли глаза. Но зло не интересовал лес. Опробовав свое тело, оно вдруг поднялось в воздух, легко, как ветер. За лесом переливался огнями и звучал неспящий город — Карадос-на-Хине. Зло ухмыльнулось и понеслось туда.

Эсфирь напевала. В библиотеке в это время было пусто, и петь можно было не стесняясь, во весь голос. А голос у нее был что надо. Глубокий, густой, как горячий шоколад, он тягуче перекатывался под сводом библиотечного зала. Эсфирь стояла на самом верху передвижной лестницы, на шее у нее висел короб с книгами, и она расставляла их по алфавиту, ловко, почти не глядя. Зрелище было под стать голосу: пышная молодая женщина в пурпурных шароварах и оранжевой тунике, на голове — желтый тюрбан, на ногах — мягкие войлочные тапочки, чтобы не шуметь.

— … о храбрый воин, будь же мне защитой! — пропела она и лихо затолкнула на полку последнюю книгу.

Лестницу тряхнуло. Эсфирь покачнулась.

— Ой-ой!

Тряхнуло еще раз, сильнее. С верхних полок посыпались книги. Эсфирь возмущенно всплеснула руками, но тут же вновь схватилась за лестницу. Библиотека ходила ходуном. Светильники опасно качались, из них брызгало масло.

— Что за чушь?..

На стене, чуть выше уровня глаз Эсфири, было большое круглое окно. Женщина ухватилась за верхнюю полку, переступила с лестницы на стеллаж и подтянулась. Она посмотрела на город.

Город горел. Столбы черного дыма поднимались в небо, как колонны огромного дворца. Дома рушились. Повсюду валялись почерневшие куски кладки, осколки стекла, обрывки ткани. Среди этого хаоса в ужасе метались люди, пытаясь то ли убежать, то ли спрятаться. А над ними, огромная и жуткая, возвышалась полупрозрачная человекоподобная фигура. Она взмахнула рукой, и несколько небольших и на вид довольно прочных домиков взлетели в воздух и рассыпались на кирпичи.

Эсфирь едва не выпустила полку. Сквозь окно внутрь не проникало ни звука, и от этого было еще страшнее. Она молча смотрела, как приближалась призрачная фигура, от страха не в силах даже пошевелиться. Вот фигура остановилась. Медленно и угрожающе ее полупрозрачное тело согнулось, и в окно заглянул огромный, болезненно-желтый глаз. Он посмотрел прямо на Эсфирь.

— Не может быть!.. — выдохнула она.

А в следующий миг фигура ударила по библиотеке.

На самом деле, для того, чтобы разрушить город, нужно время. Намного меньше времени, чем на то, чтобы его построить, но все же несколько больше, чем одна ночь. Карадосу-на-Хине сильно досталось. Когда Финист и Алика добрались до столицы, она напоминала лес после сильного урагана. Полегли все основные здания. Сгорел дотла королевский дворец, по кирпичикам разлетелись университеты и музеи, библиотеку, кажется, сначала растоптали, потом сожгли, а то, что осталось, разбросали по ближайшим улицам. Зато простые, ничем не примечательные дома выстояли почти все. Наверно, им помог дождь. Он пошел под самое утро и загасил пламя.

В воздухе сильно пахло мокрой золой, по улицам текли ручейки смешанной с пеплом воды. Все вокруг было черным, обожженным, изуродованным. Раненые сидели и полулежали, прислонившись к уцелевшим стенам, рядом с ними суетились ведьмы. Алика и Финист медленно шли по разоренным улицам, и никто не обращал на них внимания. Вокруг было слишком много забот, чтобы уделять время парню с тигром.

— Финист!

От кучки раненых отделилась грязная фигура и кинулась наперерез.

— Эсфирь! Ну дела, я уж и не надеялся тебя увидеть. Ты как?

Женщина отмахнулась перевязанной рукой:

— Получше многих. Ты здесь откуда? И… тигр?

Финист вздохнул.

— Это Алика.

— Что?!.. Как?…

— Ээээ, нет, давай сначала ты. Что случилось?

Эсфирь возмущенно фыркнула. Ее глаза засверкали.

— Он разрушил мою библиотеку! Сжег все книги, а некоторые были в единственном экземпляре, представляешь?! Труд Вихмахтера — оригинал, сгорел! Это… это непростительное варварство!

— Но ведь сгорел почти весь город, Эсфирь, — осторожно сказал Финист.

— А… ну да. Но библиотеку ему трогать не стоило!

Тигрица тихонько зарычала. Финист покосился на нее.

— Кому — ему, Эсфирь?

— А я разве не сказала? Джинну. Это был джинн.

Колдуны и ведьмы Карадоса-на-Хине стекались к руинам дворца. Это было впечатляющее зрелище: седобородые старцы с королевской осанкой, в звездчатых мантиях самой разной расцветки, у кого-то порванных, у кого-то обожженных, у тех, кто посчастливее — целых, длинной очередью тянулись по разрушенному городу. Среди мужчин мелькали ведьмы всех возрастов в черной униформе. Они старались держаться гордо и независимо, что было не очень-то легко в толпе, под снисходительными взглядами волшебников. Но у них был большой опыт, и каждая ведьма выглядела так, будто шагает по городу в гордом одиночестве. Престарелый король в обгоревшей мантии сидел на обломке колонны и покусывал карандаш. Перед ним лежал потрепанный блокнот. Королева примостилась рядышком и смазывала зеленкой царапину на лысине министра. Тот морщился и то и дело пыхтел от боли.

— Не шипите на меня, Карл!

— Простите, ваше величество. Ой-ой-ой!

— Не ойкайте. Вы же министр, будьте стойким, в конце-то концов.

Король что-то зачеркнул и глубоко вздохнул. На его блокнот упала тень.

— Верховный волшебник прибыл, ваше величество, — произнес громовой голос.

— Старшая ведьма прибыла, король, — пропел голос потише.

Король поднял голову. Перед ним возвышалась башнеподобная фигура, состоящая наполовину из бороды, наполовину из остроконечного колпака. Рядом, выпрямившись во весь рост и едва доставая до живота волшебника, стояла кругленькая розовощекая старушка.

— Шарль, Мари, наконец-то, — король заерзал по колонне, освобождая место. — Садитесь, давайте без церемоний. Не время.

Парочка переглянулась. Ведьма присела рядом с королем, а волшебник устроился напротив, на каком-то ящике.

— Ну, так что? — спросил король.

Волшебник прокашлялся и открыл рот.

— Раненые устроены в Старом храме, — сказала ведьма. — За ними присматривают, пока места хватает, но это ненадолго. Младшие ведьмы в городе, оказывают первую помощь. Пострадавших очень много, Чарли.

— Да, знаю… — король обвел взглядом площадь, по которой мельтешили люди, и снова вздохнул. — Вам всего хватает? Лекарства, перевязочные материалы…

— Не беспокойся об этом. Нам помогают эльфы.

Чарли удивленно приподнял брови:

— Эльфы? Мне казалось, ведьмы с ними не очень-то дружат.

Ведьма махнула рукой:

— Я тебя умоляю! Что значит наша мелкая грызня, когда тут такое.

— Да-а… Рад слышать. Что у тебя, Шарль?

Волшебник покосился на ведьму и ответил уже без прокашливаний:

— Мы ищем его. Пока безрезультатно. Это довольно необычный джинн, и ведет он себя очень странно. Наши волшебники готовят магическую атаку. Как только найдем, где он прячется, выдвигаемся.

— А сил у вас хватит?

Волшебник задрал подбородок:

— У нас самый многочисленный и мощный орден. Если кого-то можно победить магией, мы это сделаем.

— Ну, хорошо, — сказал король. — Я попросил военного министра подготовить лучников и кавалерию. Возьми их с собой. Просто на всякий случай.

— Они нам не очень нужны, но… если ты настаиваешь, Чарли.

Король кивнул.

— Ваше величество!

Троица повернулась на голос. К королю, спотыкаясь об обломки и куски неизвестно чего, бежала женщина в грязной одежде и войлочных тапочках. За ней спешил остроносый молодой человек, а замыкал процессию…

— Тигр! Уберите тигра! — завопил верховный волшебник тонким голосом.

Тигр замер, окинул волшебника презрительным взглядом и фыркнул. Остроносый парень засуетился:

— Ээээ, это не совсем тигр… Это девушка. Она не опасна.

— Вы хотите сказать, тигрица? Не важно, уберите ее!

Волшебник вспомнил, что он все-таки верховный волшебник, взял себя в руки и слез с ящика, на который забрался с ногами. Остроносый ухмыльнулся.

— Нет, это человеческая девушка. Просто она, ну, временно тигр. Так получилось.

Со стороны ведьмы раздался звук, похожий на хихиканье. Волшебник покосился на нее, но ее лицо было каменно-серьезным, и он решил, что ему показалось. Король оглядел компанию.

— Что у вас, ребята? Я тут немного занят, так что если это не срочно…

— Это срочно! — выпалила Эсфирь. — Джинн. Нам нужно искать маленького колдуна с длинной белой бородой.

Король и волшебники переглянулись.

— Ага… А зачем? — спросил король.

— Потому что у него лампа, — сказал Финист. — Наша лампа. То есть, его лампа, но с нашим джинном. В смысле, не совсем с джинном…

Тигрица издала горестный стон и легла на землю, закрыв лапами голову. Король задумчиво постучал карандашом по подбородку.

— Я что-то не совсем вас понял. У вас есть джинн и лампа?

Старший волшебник закатил глаза:

— Чарли, давай вернемся к обсуждению военной кампании. Джинна с минуты на минуту найдут.

— А я бы их дослушала, — вмешалась ведьма. — Если ты, Чарли, конечно, не возражаешь. Это может пригодиться.

Король кивнул:

— Только быстро.

Эсфирь отпихнула Финиста в сторону.

— Ваше величество, я работаю в библиотеке. И когда джинн был там, я его видела, очень близко. Это не простой джинн. Ему, как минимум, три тысячи лет. И он не использовал магию, когда громил мою библиотеку, только силу. Это очень странно, потому что джинны обычно слабы. Их сила в волшебстве. А этот… Это что-то совсем новое. Или, скорее, очень старое. Понимаете, джинны — мое увлечение, я изучаю их уже много лет. Не самих джиннов, конечно, их уже не существует… Я так думала. Книги о них. Песни. Предания. Этот очень отличается от всех, что там описаны.

— Ну, хорошо, и что вы предлагаете? — спросил король.

— Нам нужно найти колдуна с длинной белой бородой. Видите ли, вчера наш друг, он археолог, нашел волшебную лампу. И выпустил из нее джинна. Случайно. Нет-нет, это не тот джинн! Это совсем не джинн, как оказалось. Это молодой человек, который поменялся местами с могущественным джинном и просидел в лампе три тысячи лет. А лампа принадлежала тому самому белобородому колдуну. Который вчера украл эту лампу. Забрал ее обратно. И тогда же появился этот джинн, уже настоящий. Это как-то связано, я уверена.

На минуту воцарилось неловкое молчание. Эсфирь выжидательно смотрела на короля, и он невольно заерзал под ее взглядом. Старший волшебник погладил бороду.

— Простите. Вы только что сказали, что колдун, который жил три тысячи лет назад, похитил у вас лампу? — уточнил он.

— Именно! — воскликнула Эсфирь, но тут же смутилась. — Понимаю, это звучит странно. Но не более странно, чем огромный джинн, разрушивший город.

— Ну, довольно. Знаете, даже самые искусные волшебники за всю историю ордена не могли продлить свою жизнь больше, чем на двести лет. Нам нужно к битве готовится, а не глупостями заниматься.

— Это не глупости! — возмутилась Эсфирь.

— Господин старший волшебник! Ваше величество! Госпожа ведьма! — раздался запыхавшийся голос. К ним несся безбородый мужчина в серой мантии — из младших учеников ордена. Он затормозил прямо перед королем, изобразил неловкий поклон и попытался отдышаться.

— Мы… нашли его. Ваш-величество.

Эсфирь, Финист и Алика сидели на набережной и смотрели на гордую, полноводную, но несколько захламленную Хину. Настроение у всех было препаршивое. Полчаса назад они наблюдали, как колонна волшебников, сопровождаемая королевскими солдатами, выходит из города. Их провожали воодушевляющие крики толпы, им под ноги бросали цветы, и все вокруг были абсолютно уверены в победе. Наша троица поспешила скрыться из этого бурлящего оптимизмом котла куда-нибудь, где можно было спокойно погрустить.

— Ведь он даже не дослушал! — горевала Эсфирь. — То есть, дослушал, но выставил нас полными дураками. Перед королем.

Она размахнулась и бросила в реку камень. Река отозвалась понимающим бульканьем.

— А теперь этот самодовольный болван наверняка погибнет. Все эти самодовольные болваны. Да во всем их ордене больше бород, чем здравого смысла!

В воду полетел еще один камень. Финист вздохнул:

— Как же нам теперь найти Мустафу?.. И как он там, бедняга?..

Тигрица тоже вздохнула. Они помолчали. Вода медленно журчала мимо, иногда на ее поверхности показывались любопытные рыбьи мордочки и тут же ныряли обратно. Раздалось хлопанье крыльев. Финист спикировал на реку, выхватил из воды серебристое тельце и уселся на берегу, обедать. Эсфирь покосилась на него с неодобрением. Он ответил хищным клекотом и принялся раздирать рыбью тушку.

— Вот вы где, — раздалось у них за спиной.

Троица обернулась. На берегу стояла королева, а рядом с ней — розовощекая старушка, верховная ведьма. Алика и Эсфирь вскочили на ноги, Финист превратился в человека, и все трое попытались поклониться, причем оборотень по прежнему держал в зубах рыбу, а тигрица запуталась в ногах.

— Гляньте-ка, вот он похож на вашего колдуна? — спросила ведьма и протянула им книгу.

Эсфирь и Финист склонились над страницей. С картинки смотрел крошечный старичок в белой тунике. Он широко улыбался, а его борода была такой длинной, что несколько раз оборачивалась вокруг пояса. В руках он держал дорожный сундучок.

— Это он! — крикнул Финист.

— Но это же детская книжка, — сказала Эсфирь.

— Именно, — подтвердила ведьма. — А еще это очень старая сказка. Но вы же библиотекарь, моя дорогая. Вы должны знать, что в старых сказках всегда есть немного правды. Нужно только знать, где искать.

Колдуна звали Сильвестин. Никто не знал, где он родился, и кто его учил, никто не помнил его молодым. Сильвестин был седым и длиннобородым, всегда. Он странствовал по миру и всюду, где бывал, собирал магические знания.

У Сильвестина была книга. Огромная, в обложке из толстой коричневой кожи, она запиралась на замок, и открыть его мог только сам хозяин. Каждый вечер колдун заполнял в книге несколько страниц, но она всегда была наполовину пустой. Он говорил, это потому, что человек никогда не узнает всего на свете, а если и узнает, то вряд ли все поймет.

Сильвестин не был злым. Но и добрым он тоже не был. Он был жадным до знаний и могущества.

Сила его была велика. Однажды он зачитался рукописями, и солнце не садилось целую неделю, чтобы ему хватало света для чтения. Но Сильвестин даже не заметил этого. Другой раз, задумавшись, он сошел с дороги и пошел по глади озера, которое тут же стало твердым, как камень, чтобы колдун не утонул. И этого он тоже не заметил. Сад расцвел среди зимы, потому что Сильвестин сидел в нем со своей книгой и мог замерзнуть. Но Сильвестин видел только страницы и кончик своего пера.

У Сильвестина был ученик. Он ходил за ним следом, готовил ему еду и носил его сундучок. Как и учитель, он мечтал о могуществе, но не готов был потратить всю жизнь на поиски знаний. Ему хотелось стать великим сразу. Как-то раз Сильвестин, как всегда, раскрыл книгу, чтобы записать в нее очередное заклинание, и нахмурился.

— Что случилось, учитель? — спросил его ученик.

— Здесь осталась всего одна страница, — ответил Сильвестин. — Значит, я узнал все.

В тот день ученик решил украсть волшебную книгу. Он дождался, пока колдун уснет, и открыл его сундук. И едва не упал внутрь, таким глубоким он оказался. Ученик вскрикнул, и этот крик разбудил колдуна.

Сильвестин разозлился. Его гнев, черный, как грозовая туча, и горячий, как расплавленное золото, закрыл солнце, испепелил деревья, иссушил озера. Ученик погиб, едва гнев коснулся его, но гневу было мало, и он ширился, покрывая целые страны и оставляя за собой пустоту.

Когда гнев утих, вокруг на много дней пути не осталось ничего живого. И тогда Сильвестин испугался своего могущества. Он понял, что значила последняя страница его книги: ему больше не было места в этом мире. Он стал настолько силен, что мог его разрушить. И Сильвестин ушел. Как и куда — никто не знал, так же, как никто не знал, откуда он появился. Кто-то считал, что Сильвестин создал свой собственный мир, где нет волшебства, живет в нем и никогда не вернется.

— И чем нам это поможет? — спросил Финист, выглядывая из-за книги.

Королева пожала плечами:

— Пока не знаю. Но три тысячи лет назад нечто действительно уничтожило огромный город, теперь на его месте пустыня. И у нас действительно есть белобородый колдун. Если на самом деле тот город уничтожил джинн, я бы сказала, что наши неприятности значительно больше, чем кажутся.

Эсфирь нахмурилась. Она еще раз пролистала сказку от начала до конца. В ней было что-то, какая-то подсказка, которую она никак не могла найти, но, как опытный читатель, чувствовала. Женщина села на камень, продолжая смотреть на нарисованного старичка. Над ее головой беседовали королева, ведьма и Финист, но она не слушала. К ней на мягких лапках подошла Алика. Эсфирь молча подвинулась, и тигрица села рядом.

— Здесь что-то есть, — сказала библиотекарша.

Алика тоже уставилась на картинку. Прошло несколько минут. Потом тигрица вдруг поднялась и ткнулась носом в изображение.

— Что? — не поняла Эсфирь.

Тигрица повторила, на этот раз настойчивее. Эсфирь уставилась на страницу. Мокрый тигриный нос оставил на ней темный след.

— Сундук?

Королева, ведьма и Финист обернулись к ним. Эсфирь показала им картинку:

— При чем тут сундук?

Финист посмотрел на тигрицу:

— Алика, ты гений! В лавке колдун говорил о сундуке. Он, должно быть, ищет его!

— Один бездонный сундук есть в нашем музее магических древностей, — сказала Эсфирь.

— Никогда о нем не слышала, — удивилась ведьма.

— О, это очень скучный экспонат, его редко выставляют, — объяснила Эсфирь. — Обгоревший, покореженный и открывать нельзя — если заглянуть внутрь, укачивает и затягивает. Поэтому он почти всегда в подвале.

Королева и ведьма переглянулись.

— Но музей разрушен до основания, — сказала ведьма. — Я проходила мимо него по пути к дворцу, от него ничего не осталось.

— Зато подвал уцелел, — возразила королева. — И я знаю, у кого есть ключ.

Царевич Егор спал. И, надо признаться, громко сопел во сне. Он не очень-то походил на царевича, особенно сейчас. На нем был комбинезон, какие носили все работники зверинца — весь в неотстирываемых пятнах, местами порванный, но очень подходящий для этой работы. Да, он спал в зверинце.

Когда-то, сто лет назад, правящий в то время король решил создать что-то вроде живого уголка. Он приказал найти подходящее место и поселить там нескольких зверюшек, которых его сыновья привезли из своих путешествий: когда по дворцу с криком бегают орангутаны и карликовый грифон, это отвлекает от государственных дел. Его приказ выполнили. Вскоре рычащая и визжащая компания переехала в новенькие вольеры, и король вздохнул с облегчением. Но не тут-то было. Соседние государства, услышав от своих послов о живом уголке, тут же решили, что король собирает коллекцию зверей, и отправили ему по крылатому, мохнатому или чешуйчатому подарку. Для укрепления дружбы между народами. Король принял дары с королевской невозмутимостью, тихонько вздохнул и велел расширить зверинец. Еще через какое-то время тяжелые кованные ворота зверинца распахнулись для широкой публики, и дети, часами висевшие на деревьях, чтобы заглянуть за его толстые стены, наконец-то смогли попасть внутрь.

Через сто лет после открытия зверинец разросся так, что почти дотянулся до леса. В нем работали четыре эльфа, трое леших и один оборотень. А еще царевич Егор, единственный наследник престола и, по совместительству, лучший специалист по карликовым грифонам.

Когда королева громко постучала в ворота, ему снились перья и гривы.

— Ваше величество!

Заспанный сторож недоуменно оглядел потрепанную королеву и ее странных спутников. Обитатели зверинца по обе стороны вольеров мало интересовались внешним миром, да и располагались достаточно далеко, чтобы ничего не знать о ночных происшествиях.

— Доброе утро, — отозвалась королева, спокойно, будто ее платье не было в саже, а на щеке не красовался синяк. — Я хочу видеть Егора.

— К-конечно! Он в блоке номер шесть.

Королева повернулась к своей свите:

— Идите за мной, это близко.

Ведьма, оборотень, библиотекарь и Алика не торопясь прошествовали через ворота.

— А что случилось? — наконец спросил сторож.

— Сумасшедший джинн разрушил наш город, — был ответ.

Егор открыл глаза, и первое, что он увидел, была склонившаяся над ним морда тигрицы.

— Тиграм сюда нельзя! — закричал он спросонья, сел на кровати и увидел королеву. — Мам, я же просил… — (сажа на платье) — … не приводить… — (синяк) — …домашних… — тут мозг, наконец, собрал картинку воедино, и царевич окончательно проснулся — Что такое?

— Рада, что ты спросил. У нас беда. Но папа в порядке, — быстро добавила она, предвосхитив его вопрос. — Нам нужен ключ от подвала музея магических древностей.

Царевич Егор помотал головой и энергично потер щеки. Это был толстый и медлительный молодой человек, и его вполне можно было принять за этакого простачка, если бы не глаза. Глаза были умными и очень, очень внимательными. Алике он понравился.

— Так, — сказал он, поднимаясь. — Ключ у меня в шкафчике, и, пока мы к нему идем, расскажите, что да как.

Зло дремало. Оно не становилось слабее днем, и на самом деле отдых был ему не нужен. Но ему нужно было время, чтобы заново научиться владеть собственным телом. Оно чуяло врага. Враг был близко, но еще слаб. Зло не знало, как скоро он наберет силу, и торопилось. Обрывки древних заклинаний и воспоминания о былом могуществе всплывали в его голове, но оно слишком многое забыло. И это его беспокоило. Оно не знало, где очутилось и сколько проспало. Не знало, какие опасности ждут его в этом странном, непонятном мире. Поэтому, после того, как разрушило город, оно отправилось в единственное знакомое ему тихое место — в лес, к стоячим камням. Здесь, прямо на развороченной его собственной яростью земле, оно свернулось клубком и погрузилось в воспоминания.

Зло думало. Зло ощущало. Его мысли были очень далеко, поэтому, когда появились волшебники, они застали его врасплох.

Музей магических древностей родился вместе с городом. Изначально это был склад, куда волшебники бросали все, чем редко пользовались — этакое хранилище ненужного хлама, который жалко или сложно уничтожить и некому отдать. В первые годы он даже не охранялся. Однако, после того, как мальчишки украли оттуда неисправный ковер-самолет и устроили в городе переполох, царствующая тогда королева лично назначила сторожа. По странному стечению обстоятельств, им оказался отец этих самых мальчишек. С тех пор должность передавалась из поколения в поколение. Среди прочего, это значило, что пятьдесят лет спустя двое изрядно поседевших сорванцов снова оказались на ковре-самолете.

Сейчас музей представлял из себя груду разномастных кирпичей вперемежку с осколками стекла и покореженными магическими экспонатами. В небо, как ребра давно истлевшего кита, торчали обломки бревен.

— Да-а, дела-а… — протянул царевич Егор. — Этак мы только через год до подвала докопаемся…

Старшая ведьма решительно подобрала подол и шагнула в развалины. Остальные последовали за ней. Раздалось хлопанье крыльев — Финист сменил облик и уселся на обломок бревна. Алика настороженно обнюхивала землю. От магического поля, создаваемого экспонатами, ее шерсть встала дыбом и искрила. Это было неудобно, как будто по спине ползали мелкие муравьи. Но было и что-то еще, что ей не нравилось. Она задрала голову и посмотрела на Финиста. Сокол кивнул, потом слетел вниз и сменил облик.

— Здесь кто-то есть.

Слева от них охнула ведьма. Она держала в руках деревянный обломок, на котором когда-то были нарисованы розочки.

— Моя старая ступа, — сказала она. — Я летала в ней еще девочкой.

Ведьма отбросила обломок прочь, и глаза ее загорелись злыми огоньками:

— Какой мерзавец.

— Эй, давайте сюда!

Кричал Егор. Они с Эсфирью стояли посреди расчищенного участка, в центре которого была лестница, ведущая вниз. Она заканчивалась у тяжелой дубовой двери, а на двери висел массивный замок.

— Интересно… — протянула ведьма. — Это ведь не вы расчистили, ребятки?

— Нет, конечно, — отозвалась Эсфирь. — Кажется, мы кого-то спугнули.

Финист и Алика переглянулись. Егор спустился вниз и вытащил ключ:

— Ну, по крайней мере, замок на месте. Посмотрим…

Он потянулся к замку, и дверь вдруг распахнулась. Царевич кубарем вкатился внутрь. Алика впрыгнула следом. Финист влетел. Дверь захлопнулась. В щели, будто в зубах хищника, осталось соколиное перо.

Егор попытался пошевелиться. На нем лежал тигр.

— Вы как, ребята? — спросил из темноты голос Финиста.

— В пределах нормы, — отозвался царевич.

Алика мурлыкнула и откатилась в сторону, давая царевичу возможность подняться. Здесь было темно даже для тигриных глаз, но она чувствовала запахи и ощущала окружающее пространство всей шкурой. Подвал казался ей огромным и очень пустым. Где-то возле стен можно было предположить наличие сундуков и стеллажей, и даже, возможно, шкафов с тяжелыми навесными замками на дверцах. Здесь же, возле самых дверей, определенно стоял стол (Алика его задела, когда приземлилась) и что-то металлическое (в это врезался Егор).

— Слева на стене канделябр, в нем есть свечи, — сказал царевич.

— Э-э-э. Кажется, я их сшиб, — ответил Финист.

В дверь заколотили.

— Мальчики! Вы слышите? — дубовые доски заглушали голос королевы, но все равно было слышно, что она волнуется.

— Все хорошо, мам! — крикнул Егор.

— Мы не можем открыть дверь, — крикнула Эсфирь.

— Ничего, мы разберемся! — ответил Егор и пробормотал — Я надеюсь.

Он ощупал стену, нашел полку, и на ней — коробок спичек. Рядом лежал обломок вылетевшей из канделябра свечи. Егор занес руку над коробком, и тут ощутил за спиной чье-то присутствие.

— Я прошу прощения, — произнес тихий незнакомый голос — За обстоятельства нашего знакомства.

Вспыхнул свет. Когда троица перестала моргать и щуриться после темноты и смогла что-то разглядеть, они обнаружили перед собой маленького толстого человечка. Он виновато улыбался.

Это был белобородый колдун.

Старший волшебник полз по обгоревшей траве. Позади него кто-то кричал. Все вокруг дымилось и искрило, его мантия разорвалась, и силы почти оставили его. Но на последнее заклинание их еще хватит… Он дополз до дерева, прислонился к нему и закрыл глаза, вспоминая слова. И вдруг почувствовал, что над ним кто-то стоит. Волшебник прищурился. И вздрогнул. Прямо на него, не мигая, смотрели два громадных, злых, болезненно-желтых глаза. Джинн чего-то ждал. Тогда волшебник поднял руку и метнул в него свое самое сильное заклинание. Оно поднялось красноватым шипящим облаком и ударило джинна в лоб. Волшебник потерял сознание. А когда очнулся, ничего не изменилось. Джинн смотрел на него.

— Кто ты такой? — прохрипел волшебник.

Джинн медленно улыбнулся. И ударил.

— Где лампа? Где Мустафа? — выпалил Финист.

— Мустафа? — колдун на минуту задумался, — А, ты имеешь в виду этого юношу, Масифира-аль-Суали-Бурмунда. С ним все в порядке, не беспокойся. Он здесь.

Колдун извлек откуда-то лампу и осторожно поставил ее на стол.

— Вы — Сильвестин? — спросил Егор.

— И да, и нет, — ответил колдун со вздохом. — Это долгая история, и рассказывать ее нужно постепенно, если на это есть время…

Он поглядел на тигрицу и сочувственно улыбнулся:

— Ты, должно быть, Алика. Жаль, не могу тебя расколдовать…

— Что вы знаете о джинне, который разрушил наш город? — перебил царевич.

— Да-а. — Сильвестин пощипал свою длинную бороду — Потому-то я здесь. Дело в том, что это не джинн.

Когда-то, тысячи лет назад, я был колдуном. Самым могущественным на свете, и это значило очень много. В те дни магия была гораздо сильнее, чем сейчас. Все мельчает, выветривается со временем… Обо мне ходили легенды. А сам я ходил по свету то позади них, то впереди. Я собирал знания и учился, все время учился. И однажды моя сила стала такова, что начала пугать меня самого. Да, мне стало страшно от того, что я мог слишком многое, и остановить меня не мог никто. Я боялся, что однажды воспользуюсь своей силой и своей безнаказанностью, и мне понравиться, и я стану творить ужасные вещи — возможно, из благих побуждений, но все равно — они будут ужасны. Как-то раз, в маленьком грязном городишке, я на что-то разозлился — и моей злостью снесло несколько домов. К счастью, это были старые дома, в них уже никто не жил. Но я испугался.

Я прибежал в гостиницу, закрылся в своей комнате и принял решение, оказавшееся страшной ошибкой. Я собрал всю свою злость, весь свой гнев, все, что было во мне плохого, и спрятал это все в старую масляную лампу, которую хотел бросить в море при первом удобном случае. Но получилось не так. Отделяя все это от себя, я отделил и часть своих знаний, и часть своей силы. Как будто поделил себя пополам, и в той половине оказалось все самое худшее. Лампу пришлось возить с собой. Я оказался привязан к ней, так же, как и тот, кто был в ней заключен. Теперь он знал то, что я безнадежно забыл, и мне приходилось вызывать его, чтобы вспомнить… Он был слабее меня, и я мог приказывать ему, как хозяин приказывает джинну. Так было, пока мы не оказались в Эйли-Бее и юный вор не выпустил моего двойника. Тогда вся его накопившаяся злость нацелилась на меня, и мы сражались. Он хотел получить всю силу, все знания, и мы сражались. Мы бились там, где стоял Эйли-Бей, и город пал. Мы бились в пустынях, в горах, и там, где нет времени и нет жизни. Мы, сцепившись, катались по мирам, и рвали друг у друга память и силу. И я победил в этой битве, и я проиграл в ней. Я оказался в лесу, израненный, и не помнил, кто я и откуда, и не знал, где я и когда. Добрая женщина подобрала меня и выходила. Я женился на ней и жил счастливо. Пока однажды, зимой, я не забрел к стоячим камням. Я бывал там и раньше, но в тот раз… что-то случилось. Я вспомнил, кем был раньше, и забыл, кем стал теперь. И еще — я понял, что огорожено камнями. Мой враг спал там, такой же беспамятный и слабый. И он мог проснуться, и все началось бы заново. Мне нужна была моя книга и лампа. И я отправился на поиски.

— И нашли лампу у нас в лавке, — сказал Финист.

— Именно так, — подтвердил колдун. — Но было поздно. Вы воспользовались ей, и мой враг проснулся. Он учуял волшебство.

— Вы можете посадить его обратно в лампу? — спросил Егор.

Сильвестин сокрушенно покачал головой.

— Я все забыл, кроме нескольких фокусов. А книга… Книги больше нет.

И он показал на стеллаж. Там стоял открытый бездонный сундук, а рядом с ним лежали несколько скукоженных страниц, которые когда-то, возможно, были книгой.

В подвале воцарилось молчание.

— Сейчас с ним сражаются наши волшебники, целый орден. — сказал Финист.

— Вашей магией его не победить, слишком слабая, — ответил колдун — Нужны наши заклинания, из тех времен.

В дверь снова забарабанили.

— Ребята, вы там как? — спросил голос Эсфири.

— Нормально! — крикнул Егор и посмотрел на колдуна. — Мари должна знать о заклинаниях. Старшая ведьма. Откройте дверь, Сильвестин.

Колдун кивнул и щелкнул пальцами. Дверь распахнулась, и внутрь ввалились ведьма, Эсфирь и королева. Какое-то время они распутывали, где чья нога, потом отряхивались, и, наконец, уставились на колдуна.

— Вы! — сказала ведьма почти обвиняюще. — Я была права!

И тут подвал тряхнуло. Королева выскочила на улицу и увидела, как над городом вновь поднялось зарево пожара.

— Ох-хо-хо… — пробормотал Сильвестин.

— Бежим, засыпет! — крикнул Егор.

Сильвестин потянулся к лампе, но Финист схватил ее первым:

— Я возьму!

Город ходил ходуном. Над ним возвышалась полупрозрачная фигура, источающая ярость и гнев. При дневном свете существо выглядело еще страшнее. Оно, казалось, набрало силы — дома вокруг него взлетали, как бумажные, мосты рушились, все горело. Королевские солдаты натянули луки, и на чудовище обрушился град стрел. Но разрушитель лишь отмахнулся от них, не удостоив внимания. Он уничтожал.

— Сделайте что-нибудь! — закричала королева на колдуна.

— Я не могу, мне нужны заклинания, древние заклинания! Те, что были три тысячи лет назад. Без них все бесполезно, — и он принялся щипать свою бороду.

Мимо пролетел обломок моста.

— Ничего не осталось, — сказала ведьма. — Слишком давно.

Они смотрели на чудовище. А Финист смотрел на лампу. Она стала для него такой яркой и сияющей, что заполнила весь мир. И прежде, чем его успели остановить, он потер ее круглый бок.

Запахло гвоздикой. Что-то зашипело. Чудовище отбросило в сторону обломок и повернулось к ним.

— Ой-ой! — сказал Финист.

— Глупо, очень глупо! — закричал Сильвестин.

— Бежим! — крикнул Егор.

Над ними пролетело что-то тяжелое и горящее. Возникший из лампы Мустафа дико озирался, пока что-то зубастое не ухватило его за край рубашки и не потащило вперед.

— Алика? Что происходит?

— Сделай что-нибудь! — заорал Финист на бегу.

— Что? — пропыхтел Мустафа.

— Не знаю! Преврати его во что-нибудь! Засунь в лампу! Или унеси нас отсюда! Да что угодно!

Чудовище протянуло к ним огромную руку. Они закричали. В следующее мгновение рука схватила пустоту.

Марьюшка сидела в тишине лавки и читала. Благо, книг вокруг валялось предостаточно. Синяя мышь на стойке пила из блюдечка заботливо приготовленный чай. Иногда Марьюшка поглядывала на нее и вздыхала. Потом поглядывала на часы и вздыхала еще горестнее. Она уже дошла до «Блистательного пудинга» в «Кулинарном волшебстве для начинающих», когда что-то хлопнуло, и лавка наполнилась орущими людьми. Марьюшка взвизгнула и упала на тигра.

— Все, все, тихо, мы спаслись! — раздался голос королевы. Все замолкли.

— Где мы? — спросил Егор, недоуменно оглядываясь.

— Лавка «Зелья и прочие товары», — ответил Финист. — Спасибо, Мустафа.

— Рад помочь. Марьюшка, все хорошо, ты можешь встать с Алики.

Девочка пугливо выпрямилась. Пока она осознавала, что перед ней королева, старшая ведьма и царевич, Финист прошел за стойку и поставил на огонь самый большой чайник. Это помогло ему немного успокоиться. Остальные переводили дух и собирались с мыслями. Королева, ведьма и колдун уже начали обсуждать план действий. Королева сердилась, Сильвестин разводил руками, ведьма постукивала по полу носком ботинка. Мустафа тихонько пролез к Финисту за стойку. Он молча достал из шкафчика печенье, заварку и кружки.

— Мустафа, преврати Алику обратно, — вдруг сказал Финист.

Тот вздрогнул от неожиданности. Запахло гвоздикой.

— Спасибо, — сказала Алика. — Мне уже немного надоело быть тигром.

Все обернулись к ней. Марьюшка кинулась ей на шею и расплакалась.

— Очень хорошо, но очень неразумно! — нахмурился Сильвестин. — Он нас учует!

— Скорее всего, — ответила Алика. — И перестанет разносить город. — она мягко отстранила Марьюшку. — Рано или поздно он все равно нас найдет. Мы можем его победить?

Сильвестин задумался. Он пощипал бороду.

— Без заклинаний? Нет.

— Что, совсем ничего не осталось? — спросила Алика.

Все по очереди помотали головами.

— Только стихи, — сказала Эсфирь.

— Это не поможет! — раздраженно сказала ведьма — Никто не колдует по стихам!

Алика улыбнулась и взяла со стойки чашку.

— А вот тут, Мари, вы не правы, — сказала она спокойно. И посмотрела на Марьюшку.

Представьте себе летний вечер в лесу. Солнце медленно и ласково скользит по листьям, и они подрагивают от щекотки. Дневные цветы потихоньку ложатся спать, их яркие лепестки прячутся под зеленым покрывалом. Представьте себе озеро. Счастливые рыбешки иногда выпрыгивают из воды, по берегам примостились пузатые лягушки, на мелководье поблескивают отполированные водой камешки. Представьте себе перепуганную девчонку, с волшебной палочкой в одной руке и сборником стихов в другой. Вот теперь вы действительно на месте.

— Это бесполезно! — Сильвестин в отчаянии схватился за бороду. — Она, конечно, может колдовать, но совсем не понимает, что делает! У нас не хватит времени, чтобы ее научить.

Старшая ведьма печально посмотрела на девочку. Она понимала, что колдун прав, но не хотела сдаваться. Как только они нашли книгу стихов, и она сама, и Сильвестин пробовали по ней колдовать, но ничего не вышло. Если эта девочка — их последний шанс, нужно хотя бы попытаться.

— Ничего, — невозмутимо возразила королева. Она сидела на камне и перебирала книги в поисках подходящего стихотворения. — Мне было столько же, когда я вдруг стала королевой. Пришлось очень быстро учиться. И учителя у меня были куда хуже. Я неплохо справилась, как видите.

Королева ободряюще подмигнула Марьюшке. Та расцвела улыбкой. Потом по слогам продекламировала строфу из сборника и взмахнула палочкой. Ближайший куст взорвался.

— Неплохо, — прокомментировала ведьма.

Егор, Алика и Финист наблюдали за ними, разместившись на траве у двери лавки. Они тоже обложились книгами, чтобы не бездельничать. Из лавки доносились приглушенные голоса Мустафы и Эсфири. Библиотекарша расспрашивала его о жизни в лампе, Эйли-Бее и всем остальном. Кажется, эти двое переместились в свой собственный уютный мирок и совсем забыли о грозящей опасности. Да и не мудрено — здесь, в окружении запаха свежесваренного кофе, под уютное бульканье закипающего чайника, было трудно поверить в то, что где-то происходит что-то плохое, и это плохое в любой момент может прийти сюда.

Шелестели страницы. Что-то взрывала Марьюшка.

— Эй, погляди-ка! — весело сказал Финист, повернувшись к Алике. — Кажется, я нашел твое любимое стихотворение!

Алика заглянула ему через плечо и покраснела:

— Это было очень давно.

— Да ладно тебе! — Финист захихикал и начал читать:

Я одолел врагов — не счесть,

Во мне — душа огня.

Но все же враг на свете есть

Что посильней меня.

Меня он побеждал не раз,

И снова победит.

Приходит он в недобрый час,

Когда я зол, сердит.

Лишь только что-то не по мне —

И враг мой тут как тут.

И я пленен, мой дух — во тьме,

И мне не сбросить пут.

И я не волен быть собой.

Хотя силен, как лев —

Я проиграю этот бой.

Врага зовут — мой гнев.

Бессильны меч мой и копье —

Борьба идет внутри.

И сердце мечется мое,

И разум мой горит.

Он прервался и поглядел на Алику:

— Ну-ка, помнишь, как там дальше?

Алика толкнула его под локоть, и книга захлопнулась. Но тут вдруг заговорил Егор:

— Но есть один союзник мой,

Что может победить,

И слабой, ласковой рукой

Меня освободить.

Ее улыбки грозный враг

Не может одолеть.

И отступает он во мрак,

Чтоб тихо умереть.

От звука голоса ее

Он тает, будто снег.

Бежит проклятие мое

Быстрее горных рек.

Я одолел врагов — не счесть,

Во мне — лихая кровь…

Один лишь враг сильнее есть…

Но в помощь мне — любовь.

Царевич посмотрел в удивленное лицо Финиста и пояснил:

— Папа читал это стихотворение маме. Он иногда жутко сердился — на министров, на других королей, когда с ними было особенно трудно договориться. Тогда он становился совсем на себя не похож — мог кричать и даже ногами топать. Я, когда был маленький, очень этого боялся. И все боялись. Папа уходил в спортзал и там боксировал, а мама готовила для него холодный чай с печеньем. После того, как она заходила с подносом в зал, можно было выбираться из укрытий — папа успокаивался.

Алика улыбнулась:

— Никогда бы не подумала, что король может топать ногами и кричать. Он кажется таким спокойным.

— Конечно, он же король. — сказал Егор. — Но до того, как стать королем, отец был рыцарем. Он командовал войсками, когда на Веристан напали кочевники, и правитель Веристана наградил его орденом. — Егор помрачнел — Я за него беспокоюсь. И мама беспокоится, хоть и не показывает.

— Ясное дело, — сказал Финист. — Но, я думаю, рыцарь, который защитил Веристан, не пропадет из-за какого-то там джинна.

Егор молча кивнул. Они снова уткнулись в книги.

На поляне вдруг стало очень тихо. Воздух потяжелел, как перед грозой. Ведьма, Сильвестин и королева замерли на своих местах. Марьюшка съежилась и схватила себя за косы.

— Он уже близко, — сказал Сильвестин. — Учуял все-таки.

Алика постучала в лавку:

— Ребята, кажется, начинается. Захватите лампу.

Все собрались вместе. Они стояли рядом, суровые, напряженные, и вглядывались в лес. Марьюшка тихонько подвывала от ужаса. Королева ласково положила руку ей на плечо:

— Не волнуйся, все получится. Мы, девчонки, из крепкого материала.

Они ждали. И когда ожидание стало совсем невыносимым, он появился. Огромное полупрозрачное существо медленно опустилось у кромки леса. Его глаза отыскали кучку крошечных, как муравьи, человечков. Среди них был враг. Он стоял слева от девочки с какой-то щепкой в руках. Странно — враг бездействовал. Существо помедлило, потом неторопливо протянуло к нему огромную руку…

— Марьюшка, бей!

Девочка быстро затараторила. Потом взмахнула щепкой. Что-то, похожее на огромного огненного петуха, возникло из ниоткуда и ударило существо в лоб. Оно покачнулось и закричало. На его лице, там, где его коснулись крылья птицы, остался черный след.

— Работает, работает! — закричал Сильвестин. — Продолжай!

Воодушевленная, Марьюшка выдала еще одну строфу. На этот раз заклинание было похоже на мерцающую зебру и пришлось в живот. Существо упало на колени. Марьюшка выдохнула. Лицо ее было красным от напряжения.

— Еще, скорее!

— Я больше не помню, мне нужна книжка! — закричала девочка.

Она замешкалась. Существо замотало головой и начало медленно подниматься.

Старшая ведьма вскинула руки и стала перебирать в воздухе, как будто вязала невидимую сеть. Движения существа немного замедлились, руки прижались к телу. Оно заворочалось.

— Марьюшка, я его долго не удержу, он сильный!

— Се-сейчас!

Следующее стихотворение девочка прочла по слогам. Но враг уже был к этому готов. Он разорвал невидимые сети и метнулся в сторону. Потом — быстро, очень быстро — оказался позади них и поднял руку для удара.

Финист метнулся вперед. Он подпрыгнул, на лету превратился в птицу и понесся прямо в лицо врагу. Существо подалось назад, отмахиваясь. Марьюшка начала читать следующее стихотворение, сбиваясь, и медленно, слишком медленно… Она даже не почувствовала, как огромные пальцы схватили ее в кулак. И вот девочка уже висит в воздухе, напротив желтых, злых глаз.

— Ах ты! — королева бросила в злодея камень, он отскочил от него, как от стены.

— Мустафа! Уменьши его! — закричал откуда-то с земли Финист.

Мустафа беспомощно развел руками — волшебство не сработало. Алика метнулась в лавку и через секунду вылетела верхом на старом, ободранном помеле. Помело мотало из стороны в сторону. С воплем «Поберегись!» она пролетела через свое маленькое войско, расшвыряв солдат, и взмыла к самой макушке существа.

— Отпусти ребенка! — скомандовала она.

Существо попыталось сбить ее, Алика кое-как уклонилась, взлетела повыше и вылила ему на голову кипяток из чайника. От неожиданности существо взвизгнуло, выронило Марьюшку и взмахнуло руками. На этот раз Алике уклониться не удалось. Метла завертелась, и девушка сорвалась вниз. У самой земли ее поймала невидимая сеть старшей ведьмы. В ней уже покачивалась всхлипывающая Марьюшка. А существо тем временем добралось до остальных и расшвыряло их, как кукол. Фыркая и задыхаясь от злости, оно нависло над Сильвестином. И застыло.

— Марьюшка, — прошептала Алика. — Соберись. Если ты помнишь хоть одно стихотворение из книги… Пожалуйста. Действуй.

Девочка глубоко вздохнула. И кивнула. Она открыла рот…

— Подожди!

Из леса прямо к ним шла маленькая фигурка. Она шла, будто не различая огромного монстра прямо перед собой, спокойно, неторопливо. Только одно существо во всем лесу могло так двигаться. Старая, немного безумная Маргарита. Она подошла совсем близко и остановилась между монстром и колдуном. И посмотрела на Сильвестина.

— Сенечка, — сказала она с улыбкой. — Ты все-таки вернулся!

Колдун недоуменно заморгал. Потом вгляделся в нее.

— Марго!

— Узнал! А я думала, совсем постарела. Пятьдесят лет прошло, все-таки.

Все, даже монстр, наблюдали эту сцену в немом изумлении. Маргарита же невозмутимо разглядывала Сильвестина.

— А ты не изменился совсем.

— Марго, — прошептал Сильвестин, — Я очень рад тебя видеть. Но сейчас немножко не подходящее время…

И он ткнул пальцем в монстра. Маргарита обернулась.

— О! — потом обернулась обратно и ответила, тоже шепотом, но очень громким: — Ты знаешь, он очень похож на тебя.

— Это и есть я! — в отчаянии возопил колдун. — Марго, пожалуйста!

— Ну что ж, тогда тебе стоит познакомить меня с… с собой, — спокойно сказала старушка.

Прежде, чем Сильвестин успел возразить, она задрала голову так, чтобы видеть лицо монстра, и крикнула:

— Привет! Меня зовут Маргарита! Я жена Сени.

Монстр захлопал глазами. Желтые, злые искры в них постепенно гасли, уступая место любопытству. Он посмотрел на колдуна.

— Не думал, что ты когда-нибудь женишься, — вдруг сказал он голосом Сильвестина.

Колдун смутился:

— Я тоже не думал. Но ты же знаешь, как бывает…

— Не знаю. — возразил монстр — Ты же запер меня в лампе.

Его глаза снова загорелись. Он недобро ухмыльнулся. Марьюшка подняла волшебную палочку и приготовилась, ведьма вскинула руки. Но тут снова вмешалась Маргарита:

— Запер в лампе? — спросила она удивленно. — Но зачем? Это звучит не очень-то честно.

Монстр опять отвлекся. Он посмотрел на Маргариту и ответил:

— Это и есть не честно, — потом сказал, уже колдуну: — Я ведь помогал тебе! Помнишь, когда ты пошел с чародеями в горы, чтобы найти пещеру джиннов? Они не хотели тебя брать, потому что ты маленького роста. И когда ты сорвался со скалы и висел над пропастью, совсем без сил, кто спас тебя?

— Мой гнев, — ответил Сильвестин тихо.

— А когда ты сбился с пути в степи, стер ноги и едва мог идти, кто не дал тебе сдаться?

— Мое упрямство, — сказал Сильвестин.

— Когда твой корабль разбился, и ты три дня дрейфовал на его обломке, и акула преследовала тебя, кто помог тебе победить?

— Моя злость, — сказал Сильвестин.

На минуту стало тихо. Но тут вперед вышла королева:

— А кто разрушил мой город? — спросила она гневно.

— Я! — вскричал монстр и зарычал. — Я был заперт в лампе сотни лет! Я — гнев! Я — злость! Я — упрямство! Он дрался со мной! Он хотел убить меня!

Его огромные руки взрыли землю, и он вдруг захохотал.

— Глупец! — зашипел монстр — Гнев нельзя убить!

— Ох, да ведь он прав, — пробормотала старшая ведьма.

А монстр перегнулся через Маргариту и низко завис над колдуном:

— Гнев нельзя запереть. Видишь! Я лишь стал больше и сильнее. И теперь ты меня не победишь.

— Но ты все забыл! — крикнула Алика. — Ты разучился колдовать! Поэтому разрушал город силой, а не магией. Мы свяжем тебя, мы построим стены и посадим тебя в темницу.

— Я вырасту еще и разрушу ее.

— Тогда мы построим еще одну, прочнее.

Монстр завыл. Все приготовились к бою.

— Какая ерунда, — сказала Маргарита откуда-то из-под живота монстра, — Ну-ка, приподнимись.

Монстр вдруг вздрогнул и отскочил, а Маргарита с улыбкой опустила травинку:

— Так-то. Рычишь, шипишь, а щекотки боишься. Тоже мне, страшилка! Давай-ка, садись и поговорим, как нормальные люди.

Она села на траву и похлопала рядом с собой. Монстр застыл. Эта смешная старушка, состоящая сплошь из морщинок, озадачивала его. Она его совсем не боялась.

— Ну, что? — спросила Маргарита. — Ты, конечно, можешь весь день так стоять, и еще рычать и ломать все подряд, но толку-то? Так мы ничего не добьемся. Садись. Алика, доча, сделай-ка нам чайку, как ты умеешь.

Алика медленно вылезла из сетки.

— Маргарита, ты думаешь, это хорошая мысль?

— Вкусный чай — это всегда хорошая мысль. И печенье, хорошо?

Алика медленно ушла.

— Вот, хорошо. — Маргарита задрала голову и посмотрела на монстра — Скажи, чего ты хочешь?

Монстр зашипел. Его кулаки сжались и разжались. А потом он как будто немного уменьшился.

— Справедливости, — был ответ.

Это было самое странное чаепитие, когда-либо происходившее на поляне перед лавкой. А, надо сказать, что лавка видела очень много странного. Кроме того, это было, наверное, самое странное поле боя. Чашек на всех не хватило, а для монстра пришлось принести бочонок. Алика вытаскивала из кладовой все новые запасы чая и печенюшек, ей помогали Финист и Эсфирь. Королева, Маргарита, Сильвестин, ведьма и монстр расположились на траве вокруг скатерти, заботливо разложенной Мустафой. Маргарита говорила с монстром, время от времени вставлял свое слово Сильвестин, высказывалась королева. Солнце постепенно клонилось к закату. В пруду плескалась рыба.

— Кажется, он стал еще меньше? — шепнула Алика Финисту, глядя на монстра.

Тот молча кивнул. Теперь монстру приходилось держать бочонок двумя руками.

В дверях лавки появился Егор. Он наблюдал, как Сильвестин и его прозрачный двойник обменялись рукопожатием. Монстр был уже почти человеческих размеров.

— Интересно, может, он и вовсе исчезнет? — спросил Егор.

Алика пожала плечами.

— Сейчас все ведут себя так, как будто он не разрушал город, — сказал царевич. — Наверно, пока так лучше. Но все-таки город в руинах, непонятно что с отцом и с волшебниками. Мне это не нравится.

— Гнев порождает гнев, — задумчиво ответила Алика.

Маргарита на поляне подобрала марьюшкин сборник стихов и теперь с любопытством его разглядывала. Рядом с ней лежала волшебная лампа, а подле лампы сидел монстр и брезгливо морщился. Ему что-то втолковывала королева. Мустафа наблюдал за ними, сидя на камешке чуть в отдалении. Вдруг Маргарита поднесла книгу ближе к глазам и улыбнулась, а потом жестом подозвала Мустафу.

— Значит, ты у нас теперь самый сильный колдун, да? — спросила она.

— Нет, госпожа. Я совсем не колдун.

— Да? А мы вот посовещались… Понимаешь, ничто не может исчезнуть совсем. И волшебство тоже. Если его нет у этих двоих, так куда же оно делось? Ты вот колдуешь, выходит, что у тебя.

Мустафа покачал головой:

— Я не умею колдовать.

— А ты попробуй. Я сейчас загадаю желание, а ты уж постарайся. Это очень важно. Но я уверена, что у тебя все получится. Знаешь, почему?

Она показала ему надпись на книге. Глаза у Мустафы расширились от удивления.

— Так-то. Ну что, пробуем?

Джинн кивнул. Тогда Маргарита поднесла лампу к губам и тихо, но четко произнесла:

— Я хочу, чтобы Сильвестин не запирал свой гнев, а научился с ним справляться.

Сначала ничего не произошло. Потом… В воздухе запахло корицей. Что-то хлопнуло, зашипело, все завертелось…

Мустафа исчез. Исчезла лампа. И вместе с ними пропали Сильвестин и его двойник. Оставшиеся на поляне на минуту застыли, потом недоуменно переглянулись, как будто только что проснувшись.

— Так. Здесь явно что-то произошло, — сказала королева. — Но я плохо помню.

— Что-то, связанное с джиннами, — сказала ведьма.

Маргарита безмятежно улыбнулась им обеим:

— Я рассказывала вам сказку. Хорошую сказку. Жаль, что вы ее забыли.

— О чем? — спросил Егор.

— Об огромном гневе и маленьком колдуне, — ответила старушка и грустно вздохнула. — А теперь, я думаю, вам пора домой. Уже темнеет.

Они усадили королеву и ведьму на вихляющее помело. Обе были слишком задумчивы, чтобы спорить, и медленно полетели в сторону города. Егор порывался дойти пешком, но Алика и Марьюшка дружно уговорили его заночевать в доме марьюшкиной тетушки. Маргарита забрала к себе в избушку Эсфирь. Прежде, чем они ушли, Алика шепнула старушке:

— Почему мы помним?

— Не знаю, — ответила она. — Может, потому, что вы держите лавку, полную волшебства?

— А почему тогда помнишь ты?

— Потому, что я сумасшедшая, — просто сказала Маргарита. Она потрепала Алику по плечу: — Остальные тоже вспомнят. Возможно.

Все ушли. Алика и Финист наскоро прибрались в лавке и уселись на пороге, ужинать. Над лесом догорал ярко-алый закат.

— Думаю, сегодня можно закрыться пораньше, — сказал Финист.

— Точно, — подтвердила Алика. Она посмотрела через плечо вглубь лавки, где на стойке мирно спала синяя мышь. — А с этим мы разберемся завтра.

Представьте себе небо. Солнце уже повернуло на полдень, и редкие облака лениво ползут, влекомые разомлевшим от жары ветром. Представьте себе лес… Впрочем, вы его уже видели. Тогда просто представьте себе девочку с длинными-длинными косами и сборником стихов. Она держит его уверенно, как и волшебную палочку в другой руке. Ей кажется, что она уже делала это раньше. Перед ней на земле сидит крошечная синяя мышь. Мышь зажмурилась. Девочка приготовилась взмахнуть палочкой…

— Эй! Доброе утречко!

К ним из леса направлялись двое, крепко держась за руки. Одной была Маргарита, а вторым…

— Сильвестин! — выдохнула Алика. — Но как?

— Я ведь снова самый могущественный колдун на свете, — подмигнул белобородый колдун и спохватился: — Только никому не говори!

Они присели на траву возле лавки и стали наблюдать за Марьюшкой.

— Кстати, Маргарита, а что такое ты увидела в книге? — спросил вдруг Финист.

— Одно хорошее стихотворение. «Тигр, сокол и джинн».

— Автор Масифир аль-Суали Бурмунд, — сказал Сильвестин, не отрывая взгляда от Марьюшки.

— Масифир аль… — начал было Финист, и тут понял — Это же Мустафа! Он вернулся и стал поэтом?

Сильвестин молча кивнул.

Марьюшка взмахнула палочкой. С нее сорвалось сияние. Там, где только что была синяя мышь, сидела, поджав ноги, красивая молодая женщина, перепачканная чернилами. Она счастливо вздохнула и по привычке громко пискнула. Марьюшка захлопала в ладоши. Она была такая счастливая, что тетушка передумала злиться. Вместо этого она покосилась на сдерживающую смех четверку и сама громко и искренне расхохоталась.

В лавке начинался новый день.